Виктория Александер - Милая грешница Страница 35

Александра ее ненавидела, да и можно ли было ее винить за это? Для Александры Джудит была женщиной, которая отобрала у нее любовь брата, дом, состояние и даже независимость, на которую она могла претендовать. Окажись Джудит на ее месте, она бы, наверное, тоже ненавидела Александру.

– Когда-нибудь, Александра, тебе, возможно, захочется вернуться в нормальное цивилизованное общество, – сказала Джудит более резким тоном, чем хотелось бы – Сумасшествие – эго далеко не то, чем можно гордиться.

– Мне всегда казалось, что в самых знатных семьях были сумасшедшие, – заметила Александра – Я бы очень подошла на эту роль.

– Делай как хочешь, – пожала плечами Джудит. – Ведь что бы я ни сказала, ты все равно поступишь так, как тебе заблагорассудится.

– Я поступлю по своей воле, Джудит, а это единственное, что пока остается под моим контролем.

Джудит долго не сводила с нее пристального взгляда Ей не впервые подумалось, что во всей этой истории Александра, возможно, играет самую трагическую роль Конечно, Джудит потеряла мужа, но сила духа и огромное наследство, оставленное родителями, гарантировали, что она выживет.

Александра утратила любовь отца задолго до его смерти, а потом потеряла и брата, своего близнеца, единственного человека на свете, на любовь которого она могла бы рассчитывать. Хотя после он тоже не оправдал ее надежд.

– Извини, – сказала Джудит, понимая, что ее извинения никому не нужны.

– Извинить тебя? За что? – Александра покачала головой. – Даже мне понятно, что ты едва ли приложила руку к созданию обстоятельств, в которых я оказалась. Во всем виноваты исключительно мой отец и мой брат, да упокоятся в мире их души. Впрочем, это не относится к отцу, потому что там, где он, мир невозможен. – Она поднялась на ноги и натянуто улыбнулась. – Тем не менее я думаю о тебе только с ненавистью. – Она кивком головы указала на написанную Джудит записку: – Хочешь, я отнесу ее сама?

– Нет, но спасибо, что предложила. – Джудит ответила ей такой же неискренней улыбкой. Она поднялась из-за стола. – Если я позволю тебе отнести записку, то мой поверенный, несомненно, сочтет эту сумму достаточной на два года, а не на один. Когда ты планируешь уехать?

– Думаю, что скоро. Я терпеть не могу Англию в это время года. А Честер-Хаус бывает зимой особенно мрачен.

– Дай мне знать о своих планах.

– Непременно. – Женщины пристально посмотрели друг на друга, как будто каждой хотелось что-то сказать, но ни та, ни другая не знали, что именно. Это был один из тех редких моментов, когда Джудит казалось, что Александра, возможно, тоже сожалеет о том, что между ними установились такие отношения. Отношения были действительно достойны сожаления. Обе они были очень одиноки в мире. Они могли бы поддерживать друг друга все эти годы. И тогда жизнь у каждой из них сложилась бы, возможно, совсем по-другому.

– Объясни-ка мне еще разок: почему ты считаешь, что тащиться через весь парк в такой день, как сегодня, – это разумная затея? – тихо спросил Норкрофт.

– В последние дни мне что-то не сидится на месте. Этим, а также желанием поговорить по душам с моим старым другом и объясняется просьба встретиться со мной в парке, – сказал Гидеон. Он говорил чистую правду. – К тому же сегодня великолепный весенний денек.

– В аду, возможно, – недовольным тоном отозвался Норкрофт. – Сегодня холодно, сыро, небо безобразного серого цвета, а поскольку сейчас всего лишь начало марта, само слово «весна» может произносить только оптимист, к числу которых ты, как мне казалось, не относился.

– Тем не менее я нахожу эту погоду бодрящей.

– Поскольку нам приходится идти быстрым шагом, чтобы не окоченеть, я согласен назвать ее бодрящей. – Норкрофт на мгновение замолчал. – Но мне она кажется скорее отвлекающей от тревожных мыслей.

– Мне не нужно ни от чего отвлекаться.

– Я никогда еще не видел человека, которому было бы нужно отвлечься больше, чем тебе, – фыркнул Норкрофт. – Видя тебя в таком состоянии, я не мог бы с уверенностью сказать, приводит ли это меня в ужас или вызывает чувство глубокого удовлетворения.

– Не смеши меня, – сказал Гидеон, продолжая шагать по дорожке. – Я в нормальном состоянии. – Норкрофт презрительно фыркнул. – Я просто не знаю… Я хочу сказать, что не уверен… – Гидеон сердито взглянул на друга – Короче, я и сам ничего не понимаю. Пожалуйста. Доволен?

Норкрофт с трудом подавил улыбку.

– Счастлив.

– Но ты не в ужасе? – удивился Гидеон.

– Ну, и это тоже присутствует.

– Но почему? – воскликнул Гидеон. – Я бы еще понял, если бы ты был удовлетворен…

– Потому что это означает, что ты такой же человек, как и все остальные.

– А что тогда приводит тебя в ужас? – спросил он.

– Ужас – естественная реакция человека, узнавшего, что миру, который он знал, пришел конец – Норкрофт покачал головой. – Гидеон Пирсолл, виконт Уортон, повергнут в прах женщиной.

– Никем я не повергнут в прах, – огрызнулся Гидеон, хотя, по правде говоря, чувствовал себя именно так. – Я просто в замешательстве, вот и все.

Норкрофт хохотнул:

– Обычно этого бывает достаточно.

Гидеон и Норкрофт прикоснулись пальцами к шляпам, приветствуя двух других, столь же отважных джентльменов, которые шли в противоположном направлении.

– Ты когда-нибудь был влюблен, Норкрофт?

– Влюблен? – Норкрофт остановился как вкопанный и уставился на Гидеона – Так ты влюблен?

– Я не сказал этого, – возразил Гидеон, оглянувшись через плечо на Норкрофта. – Я спросил, был ли ты когда-нибудь влюблен.

Норкрофт торопливо нагнал его.

– Кажется, один или два раза. Но ничего серьезного.

– Значит, ты никогда не любил. Любовь, знаешь ли, чрезвычайно серьезное чувство.

– Ну а ты был когда-нибудь влюблен? – небрежно поинтересовался Норкрофт, как будто ни вопрос, ни ответ не имели значения.

– Однажды, – покачав головой, сказал Гидеон. – И это было настоящее бедствие.

– Ах да, – кивнул Норкрофт, – в Виолетту Смитфилд. Гидеон остановился и посмотрел на своего друга.

– Значит, ты знаешь о Виолетте Смитфилд?

– Конечно. – Норкрофт взглянул ему прямо в глаза – Хелмсли и Кавендиш тоже знают. Громкого скандала в связи с твоим браком не было, но мы об этом, конечно, слышали от моей матушки, от матушки Хелмсли, а также от многочисленных родственниц Кавендиша, каждая из которых обожает посмаковать пикантные подробности какой-нибудь сплетни.

– И никто из вас никогда не сказал ни слова.

– Это ты, мои друг, никогда не сказал ни слова – Норкрофт пожал плечами – А поскольку мы твои друзья, мы поняли, что ты не желаешь говорить об этом, и поэтому молчали.