Барбара Картленд - Голубой вереск Страница 35

В комнате воцарилось напряженное молчание. Иэн прочистил горло. Герцог взглянул на него и понял, что это сигнал к действию.

— Интересно, где вы были вчера… — начал герцог.

— Вчера? — переспросил американец. — Дайте подумать. Я рано позавтракал — помню, как спустился вниз и сам удивился, что еще так рано. Я ел один, так как мои гости завтракали в своих комнатах.

— Да, да, — сказал герцог с легким вызовом в голосе. — Меня больше интересует, что было днем.

— Днем? — медленно переспросил Дуглас Струтер. — Утром мы пошли поохотиться, затем вернулись к ленчу. Собирались вернуться раньше, но опоздали и только к двум часам сели…

— Нет, нет, — перебил герцог. — Послеобеденный чай.

— Нууу… — протянул американец, — ну и вопрос вы мне задали, герцог. Я не пью чай.

— Четыре, пять… шесть часов, — настаивал герцог.

— К чему все это? — спросил американец. — Меня разыскивает полиция, или в чем тут дело?

Беатрис почувствовала, что настала пора вмешаться.

— Герцог интересуется, может быть, вы были где-нибудь в окрестностях замка, — сказала она.

— А в чем дело?

Вопрос был задан прямо в лоб. Возможно, американец и не отличался большой сообразительностью, но к этому времени он понял: что-то замышляется, и уже собрался осудить манеру герцога.

— У нас есть причины полагать, что приблизительно в это время неподалеку находились воры, — объяснил Иэн. — Мы подумали, может, вы кого-нибудь видели.

— Воры! — воскликнул американец. — А что они украли?

— Мой… — начал было герцог, но в этот момент одновременно заговорили Беатрис и Иэн:

— Ничего… ничего особенно важного. Мы просто слышали, что они здесь были, и поэтому стараемся собрать всю необходимую информацию.

Осознав, что чуть было не проболтался, герцог внезапно откинулся в кресле; он выглядел виноватым и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Что-то мне это не нравится, — пробурчал американец.

Он поднялся, прошел через комнату и взял пачку «Честерфильда». Его непомерно длинный килт колыхался при каждом его шаге, а из-за тяжелых летных ботинок создавалось впечатление, будто он актер из русского комического театра.

— Давайте во всем разберемся, — сказал он, предлагая гостям сигареты. — Вы сказали, что ничего не пропало?

— Ничего ценного, — твердо произнес Иэн.

— Для меня это очень ценно, — запротестовал герцог.

— Что же это? — поинтересовался американец.

— Это исключительно личное дело, — ответил Иэн. — Мы не можем слишком много об этом распространяться. Просто думали, что вы что-то знаете и можете нам помочь.

— Как же я вам помогу, если вы не говорите мне, в чем дело? — озадаченно спросил американец.

— Где вы были вчера вечером между четырьмя и шестью часами? — грозно осведомился герцог.

— С какой стати, черт возьми, я обязан вам отвечать, — сказал американец, — если вы что-то утаиваете?

Он уставился на герцога, и внезапно в его глазах промелькнуло подозрение.

— Вы, случайно, не намекаете на то, что я вор? — спросил он.

— Нет! Конечно же, нет! — поспешил заверить его Иэн, прежде чем герцог что-либо ответил. — Такое нам и в голову не пришло бы. Нам просто нужна ваша помощь. К величайшему сожалению, мы не можем сказать вам, что именно пропало, но кое-что все же исчезло. Вы не заметили каких-либо подозрительных личностей?

— Мне в Шотландии куча людей кажется подозрительными, — ответил американец, — но это вовсе не значит, что все они воры или у них находится таинственное нечто, украденное у герцога.

— Где вы были между четырьмя и шестью часами? — громогласно повторил герцог.

Американец долго смотрел на него, затем медленно, чеканя каждое слово, ответил:

— Это мое личное дело.

Визитерам не оставалось ничего другого, кроме как уйти. Иэн пытался загладить конфликт, а Беатрис решила пустить в ход все свое очарование и пригласила Струтера на обед; ее приглашение было встречено решительным отказом.

Они покинули Бенюр подобно школьникам, получившим хорошую порку в кабинете директора. Ничего так и не выяснилось. Очевидно, они показались Дугласу Струтеру такими же подозрительными, как и он им.

— Несомненно, он и есть вор, — сказал герцог, когда они садились в машину. — Почему же мы уезжаем?

— Ты ничего не добьешься, если будешь обвинять его в воровстве. Разве что он узнает о пропаже твоего вереска.

— Арчи, ты должен был доверить ведение переговоров мне, — сказала Беатрис. — Ты же знаешь, что американцы любят рассказывать истории не торопясь.

— Да пошел он к черту, не могу же я весь день его выслушивать, — кипятился герцог.

— А разве помогло, что мы его торопили, — возразила Беатрис.

Они ехали по неровной, изрытой колдобинами дороге, которая вела к охотничьему домику, как вдруг герцог крикнул:

— Стойте!

Иэну не пришлось спрашивать, в чем дело. К ним приближался какой-то доисторический автомобиль, за рулем которого сидел человек с угрюмым лицом и в шоферской кепке.

— Сазерленд! — взволнованно воскликнул герцог. — Это водитель Фрезера. Может, он что-нибудь знает.

Иэн остановил машину. Герцог вышел и зашагал по дороге к тому месту, где водитель остановил свою древнюю колымагу, чтобы уступить им дорогу.

— Доброе утро, Сазерленд! — сказал герцог.

— Доброе утро, ваша светлость, — мрачно ответил Сазерленд.

— Хочу кое о чем тебя спросить, — произнес герцог таким тоном, как будто собирался раскрыть государственную тайну.

— Да, ваша светлость.

Герцог оглянулся через плечо, словно боялся, что его подслушивают.

— Брал ли мистер Струтер машину вчера между четырьмя и шестью часами пополудни?

Сазерленд почесал подбородок.

— Между четырьмя и шестью? — задумчиво повторил он. — В последнее время у меня очень плохо с памятью, ваша светлость.

Герцог понял, что это была просьба, и, порывшись в нескольких карманах своего твидового пиджака, извлек из нагрудного кармана потрепанную банкноту в десять шиллингов, аккуратно держа ее двумя пальцами. В глазах Сазерленда внезапно появился проблеск ума.

— Нет, ваша светлость. Мистер Струтер никуда не ездил в машине. Они со старым Дональдом стреляли по мишени на холме. Дональд говорит, что никто не стреляет из ружья хуже Струтера.

— Это было точно в шесть часов или позже? — настаивал герцог; в его голосе сквозило отчаяние.

— Да, ваша светлость, около семи часов он возвращался к своему дому, я видел его собственными глазами. Этот его странный килт ни с чем не перепутаешь — на настоящий вообще не похож.