Кора Бек - Эльнара. Путешествие за море Страница 35

Фернандо шел всего лишь шестнадцатый год, когда он оставил родной дом. И хотя юноша прожил в одном городе с близкими родственниками больше двадцати лет, он ни разу не навестил их — так велика была его обида на родителей, не сумевших, да и не шибко стремившихся подарить молодому Карерасу счастливое беззаботное детство. Поскольку его одинаково не привлекали ни торговля, ни ремесла, он начал промышлять себе на жизнь более легким и приятным способом: азартными играми, в которых достаточно скоро весьма поднаторел. Не брезговал Фернандо, выросший в постоянной нужде, и банальным воровством. По молодости несколько раз попадался на мелких кражах, за что успел посидеть в тюрьме и, будучи неглупым молодым человеком, набраться еще большего опыта в мошеннических делах.

Когда у Фернандо появился собственный дом и кое-какие деньжата в кармане, честолюбивый Карерас влез в политику. Он всей душой жаждал власти, но, не имея ни влиятельных покровителей, ни огромного состояния, долгое время был вынужден довольствоваться ролью мальчика на побегушках. Безусловно, такое положение дел его мало устраивало, а потому всю свою злость за несбывшиеся надежды он привык вымещать на женщинах, которые ценили его за привлекательную внешность, страстную натуру и пусть небольшие, но все-таки деньги. Имея перед глазами печальный опыт собственных родителей, о женитьбе он и не думал. Фернандо перевалило далеко за тридцать, когда один приятель предложил ему участвовать в крупном политическом заговоре: речь шла ни много ни мало — о свержении короля с престола. Более чем ясно друг намекнул о блестящих перспективах для всех участников предстоящего грандиозного события, конечно в случае успешного исхода дела. Донельзя воодушевленный этим предложением, Карерас решил, что пробил его заветный час. Желая проявить себя, он развернул бурную деятельность, и его усилия были по достоинству оценены зачинщиками заговора. В скором времени Фернандо доверили заведовать казной, которая постоянно пополнялась за счет средств новых участников приближающегося волнительного события.

Однако Фернандо Карерас оказался достойным сыном своего отца: не удержавшись от соблазна, он стал понемногу обирать казну. Проклятое золото, которым были доверху набиты небольшие мешки из плотного темного сукна, манило его своим блеском, омрачало разум и отбирало волю. Казначей, сам того не замечая, все больше входил во вкус. Когда-то, в далеком детстве, прослышав о жутком крахе, который постиг по молодости его отца в необычайно прибыльном винном деле, он мысленно посмеялся над неудачливым родителем, не предполагая, что и сам в будущем окажется в подобной ситуации. Однажды Карерасу стало известно, что люди, стоящие у руководства заговором, что-то заподозрили и вознамерились в ближайшее время тщательно проверить состояние дел в казне. Тогда он решил бежать из страны, махнув рукой на политическую карьеру, лишь бы спасти свою голову, над которой нависла серьезная опасность. Сын Родриго Карераса явно родился в рубашке, поскольку на следующий день после его побега заговор был раскрыт, и многие головы полетели с плеч, начиная с главных зачинщиков политического переворота и заканчивая такими мелкими фигурами, как приятель Карераса, который в свое время предложил ему участвовать в заговоре. Фернандо, бежавший на родину матери — в прекрасную Францию, не только остался жив, но еще и неплохо обогатился на этом деле, оказавшемся столь печальным для многих его собратьев.

В Париже Карерас познакомился с уже увядающей, но все еще неугомонной и пылкой Анжеликой Пишоне. Два абсолютно безнравственных человека, не брезговавшие ничем ради достижения поставленной перед собой цели, оказались интересны и по-своему приятны друг другу. Они стали любовниками. Их ночные оргии нередко сотрясали округу, так что ближайшие соседи милой парочки были вынуждены отсыпаться в дневное время, а ночами бодрствовали, занимаясь при тусклом свете лампы различными хозяйственными делами, порой испуганно вздрагивая от страстного женского стона, внезапно пронзающего ночную тишину, или хриплого мужского вскрика, похожего на рычание изголодавшегося зверя.

Анжелика ввела возлюбленного в свой круг общения, который составляли куртизанки, вроде нее самой, мелкие жулики и некие темные личности, выдававшие себя за людей искусства. Довольно скоро в этом окружении пылкий испанец завоевал прочную репутацию опасного чудака. Так прошло два бурных года. Потом любовные отношения между Анжеликой и Фернандо как-то поугасли. С одной стороны, из-за чересчур вспыльчивого и нетерпеливого характера сына знойной Испании, а с другой — из-за очевидного уже старения непредсказуемой дочери спокойного благополучного Ланшерона. Изрядно потрепанная жизнью, мадемуазель Пишоне отправилась к себе на родину, однако с Фернандо она по-прежнему продолжала поддерживать дружескую связь, обмениваясь письмами и праздничными открытками. Несколько раз, тоскуя по совместно проведенному веселому времени, они встречались то в Париже, то в Ластоке. Затем у Карераса случились какие-то крупные неприятности во Франции, и он был вынужден переехать в столицу королевства Ланшерон, о чем, правда, не очень-то и жалел. Здесь он вел более спокойный и, можно сказать, даже замкнутый образ жизни, хотя, вероятнее всего, это затишье объяснялось тихонько подступающей старостью.

Пылкий испанец, упорно не желавший мириться со своим возрастом, все больше испытывал настоятельную потребность в острых ощущениях. В погоне за наслаждениями он не считался абсолютно ни с чем. Сейчас, направляясь на задний двор своих владений, куда никогда не допускались посторонние люди, Фернандо испытывал приятное возбуждение при мысли о предстоящей ночке в объятиях юной восточной красавицы, выглядевшей очень соблазнительно даже в этой уродливой беличьей шубе. Синьор Карерас был по натуре эстетом, а потому невольно передернул плечами, вспомнив нелепый, с его точки зрения, наряд красивой дикарки. Это легкое движение было тотчас подмечено его ретивыми слугами, и они, вообразив, будто хозяин собирается высказать свое недовольство по поводу их нерасторопности, удвоили свои усилия, дабы скорее поставить на колени упрямого толстого степняка. Посмотрев на их ничтожные старания, испанец тонко улыбнулся и вдруг, резко размахнувшись, стегнул хлыстом по лицу хоршика, не ожидавшего такого удара. На его широком лбу и круглых щеках выступила кровь. Султан попытался прикрыть лицо руками, но следующий, еще более сильный удар одновременно обжег его руки и плечи. Ему не удалось удержать равновесие, и, против своей воли, он упал ничком на засыпанную снегом землю. Слуги Карераса не замедлили воспользоваться этим случаем и тотчас же поставили упрямого хоршика на колени. Оперевшись одной ногой на небольшой валун, оказавшийся здесь так кстати, испанец приступил к допросу: