Элоиза Джеймс - Жажда любви Страница 36

К тому времени, когда Деймон с сыном вернулись, Роберта уже успела обнаружить, что коврик, постеленный на бугристой земле, вовсе не столь уж удобное сиденье.

Но все как-то устроились, если не считать Тедди, плясавшего вокруг них, подобно нетерпеливой стрекозе.

Деймон с отчаянным видом осушил бокал вина.

– До чего же утомительно быть родителем, – вздохнул он.

– Это все потому, что у вас нет достойных помощников. Разве вы не собирались найти няню?

– Завтра бюро по найму прислуги присылает мне няню. Нужно как-то пережить сегодняшний день, – пробормотал Деймон.

Роберта слегка улыбнулась. Волосы Деймона были взъерошены, а рукав промок до локтя, когда он вытаскивал из воды руку Тедди. И сейчас он наливал себе другой бокал вина, словно это был эликсир жизни. Мистер Каннингем покинул свое неудобное сиденье и стал подбрасывать и кружить вокруг себя Тедди, пока тот не завизжал.

– Возможно, мистер Каннингем будет так добр, что отнесет Тедди на мелководье? – спросила Роберта. – Поучит его плавать, а мы посидим на этой ужасно каменистой почве и подождем, пока они вернутся. Таким образом я сумею избежать лицезрения крошечной писюшки.

Деймон недоуменно взглянул на нее, но тут же, что-то сообразив, вскочил.

– Рэнсом! – окликнул он.

Роберта допила вино как раз в тот момент, когда мистер Каннингем и Тедди отправились к реке.

– Надеюсь, он не утонет, – сказал Деймон без особого беспокойства.

– Навряд ли. Интересно, откуда мистер Каннингем столько всего знает о детях?

– Возможно, у нею были братья или сестры, – предположил Деймон и растянулся было на коврике, но тут же с проклятием вскочил. – Черт возьми, куда ты нас завела, Роберта?

– На поле лютиков. К сожалению, столы и стулья отсутствуют.

– Я бывал на многих полях, а это, по моему мнению, самое неудобное.

Он поднял Роберту, поднял коврик и пинком отшвырнул что-то в сторону.

– Что там? – спросила она.

– Коровьи лепешки. Вы постелили коврик на прелестную коллекцию коровьих лепешек. Собственно говоря… – Деймон огляделся. – Все поле просто усеяно коровьими лепешками.

– Полагаете, что каждую минуту может появиться бык?

– Через месяц-другой. Когда трава станет достаточно высокой. Придется пожертвовать перчатками, отчего у Мартинса будет сердечный приступ, но что еще делать? Посторонитесь, Роберта.

Вскоре в воздух полетели неаппетитные коричневые комья.

– Сумеете добросить до реки? – азартно выпалила Роберта.

Вода журчала ярдах в десяти от того места, где они стояли. Деймон отвел руку и прицелился.

Лепешка ударилась о берег почти у самой воды.

– Не удалось, – пробормотал Деймон. – Ничего, в следующий раз получится. Роберта, помогите мне снять камзол. Не хочу запачкать его грязными перчатками.

Она помогла ему снять изумительно элегантный камзол, цвета серого тумана, с подкладкой и манжетами алого шелка. Панталоны тоже были алыми и очень узкими. За камзолом последовал жилет. На нем остались только панталоны и полотняная рубашка, такая тонкая, что Роберта видела, как бугрятся его мускулы.

Вторая попытка тоже закончилась ничем: лепешка приземлилась в добром футе от берега.

– А джентльмены приглашают женщин в свои покои, чтобы помочь им одеваться, как это делают леди? – спросила Роберта с нескрываемым любопытством.

Деймон покачал головой.

– Я целюсь вон в ту утку, Роберта, – ответил он невпопад и тут же испустил торжествующий вопль: – Попал!

– Возможно, и попали бы, если бы она прежде не успела нырнуть, – усмехнулась Роберта и, заметив его жест, добавила: – Нет, я не подам вам коровью лепешку.

– Я никогда бы не попросил подобного от хорошо воспитанной леди, но самая выдающаяся ваша особенность, Роберта, заключается в том, что вы не слишком похожи на леди.

– Не считаю это комплиментом.

– Только потому, что вы понятия не имеете, насколько скучны могут быть леди. Прежде всего они совсем не азартны. А я, будучи братом Джеммы, как вы понимаете, нахожу это весьма утомительным.

– А Джемма азартна?

Деймон рассмеялся:

– Джемма – лучшая шахматистка Англии и Франции и во многом превосходит мужчин. Она не раз выигрывала у Филидора, а он самый талантливый шахматист Франции.

– А кто самый талантливый в Англии?

– Как?! Вы не знаете? – удивился Деймон.

Роберта покачала головой.

– Ваш возлюбленный, – торжественно объявил он. – Вильерс. Хотя, полагаю, вы еще не имеете права называть его так. А теперь, как считаете, смогу я попасть в деревце, к которому мы привязали барку?

– Нет.

– Не слишком-то вы дружелюбны. Другая на вашем месте постаралась бы меня ободрить, – пожаловался он и, размахнувшись, метнул свой снаряд. Но лепешка упала совсем близко.

– Давайте я попробую, – вызвалась она, с удовольствием наблюдая, как у него от изумления открылся рот.

Но Роберте все было ясно: главное – найти лепешку правильной формы, в виде диска. Это ни в коем случае не должны быть шары, которыми расшвыривался Деймон: уже в воздухе они теряли форму и рассыпались в пыль.

Наконец она отыскала то, что требовалось, и, мысленно извинившись перед Джеммой за безвозвратную утрату чудесных сиреневых перчаток, швырнула диск так далеко, как только могла.

И хотя в деревце не попала, все же лепешка приземлилась куда дальше, чем все те, которые бросал Деймон.

– Как, черт возьми, вам это удалось? – ахнул он, чем привел ее в восторг.

– Ваша сестра может быть лучшей шахматисткой в обеих странах, – объявила она, стаскивая грязные перчатки, – но я претендую на титул лучшей метательницы коровьих лепешек.

– Он ваш. Но где вы так натренировались, леди Роберта?

– Никаких тренировок! – широко улыбнулась она. – Всего лишь способность трезво оценивать ошибки предшественников.

– Будь оно все проклято! – фыркнул Деймон, поднимая с земли такой же диск. И очередная лепешка наконец-то упала в воду. – Все же вы догадались первая, – со всей справедливостью заметил он. – Думаю, мы очистили место для коврика, не так ли?

– А я думаю, что нам следует пройти через рощицу и узнать, каковы успехи Тедди в плавании.

– Не хотите отдохнуть со мной в тени деревьев и попрактиковаться в поцелуях? Я мог бы прочитать вам стихи и напоить вином.

– Видите ли, за всю жизнь я слышала слишком много поэзии! – сухо бросила она.

– А… но это, при всем моем почтении к вашему отцу, несколько другой род поэзии. «Прошу, живи со мной и будь моей любовью. Ты станешь лютиком моим, а я твоим укропом», – с пафосом прочитал он.

– Не желаю я быть вашей любовью, а тем более лютиком, – хихикнула Роберта.