Валери Кинг - Проделки купидона Страница 37

Когда Лонстон вошел, Брэндрейт встал – ростом он был не выше виконта – и отступил на шаг к письменному столу красного дерева.

– Что это значит, милорд? – спросил Лонстон, увидев, как искусно маркиз сделал выпад. – Должен ли я понять, что вы имеете что-то против меня?

Он отошел к камину, и Брэндрейт последовал за ним.

Лонстон вспомнил о Виктории и Джулии, вспомнил все те глупости, что они болтали о своем увлечении. Впрочем, он сильно сомневался, чтобы девицы могли сообщить своему родителю нечто такое, от чего тот мог бы прийти в такое возбуждение.

– Вы отлично знаете, что сделали, негодяй! – воскликнул Брэндрейт с таким ожесточением, что Лонстон попятился.

– Не представляю себе, чем я мог заслужить ваш гнев.

– Берите рапиру! – крикнул Брэндрейт, развивая оружием.

– И не подумаю, – отвечал твердо Лонстон, отступая на всякий случай к камину.

Обойдя стол, Брэндрейт бросился на Лонстона и кольнул его в руку. Клинок легко прошел сквозь рукав и белое полотно рубашки. Лонстон ощутил легкое жжение, и темное пятно расплылось по его рукаву.

– Черт, – пробормотал виконт, сам приходя в ярость от этого внезапного нападения. – Вы меня ранили! Хотя я и не знаю, в чем дело, но такого не потерплю ни от кого!

Он проворно сорвал со стены вторую рапиру и занял позицию напротив маркиза.

– Мерзавец, – проворчал Брэндрейт, тесня своего противника к окнам. Кончик его рапиры уперся в гранит стены. Еще немного, и он бы сломался. – Разве вы не целовали сегодня утром мою дочь?

Лонстон открыл рот и снова закрыл. Ну конечно, он ее целовал!

– Не стану отрицать, – сказал он. – Так вы хотите, чтобы за украденный поцелуй я расплатился жизнью?

Лонстон отступил за кресло. Очередной выпад маркиза пришелся по спинке кресла, распоров обивку.

– Вы не один раз ее целовали, негодяй!

Лонстон и этого не стал отрицать. Что правда, то правда. Он никак не мог поверить, что за это Брэндрейт готов его убить.

– Совершенно невинно, уверяю вас, – сказал он, пытаясь оправдать поступок, которому на самом деле не было оправдания. Он по-прежнему пытался защититься от маркиза креслом, но Брэндрейт легко отшвырнул его. Виконт оказался прижат спиной к высокому книжному шкафу. Когда маркиз снова бросился на него, Лонстон, отражая удар, попал по лезвию рапиры у самой рукояти. Воспользовавшись этим преимуществом, маркиз ловким движением прижал лезвие к самому горлу Лонстона.

– Вы дорого за это заплатите! Вы лишили невинности Александру и теперь бесстыдно это отрицаете. Если бы вы сразу признались в своем гнусном преступлении и просили пощады, я бы, может быть, вас и простил! Но вы изобразили такое удивление и говорили только о поцелуях, хотя отлично знаете, что ни один порядочный человек теперь на ней не женится.

Рукоятка рапиры маркиза щекотала шею Лонстона.

– Что за черт, о чем вы, милорд? – прошептал он, едва дыша. Несмотря на свою молодость и силу, он не мог противостоять разъяренному маркизу.

– Она ждет ребенка! – крикнул Брэндрейт.

– Ну да, конечно, жду, – раздался у него за спиной женский голос. – Любовь моя, что ты тут делаешь с бедным Лонстоном?

Брэндрейт повернулся, рапира выскользнула у него из руки. Воспользовавшись моментом, Лонстон с силой оттолкнул его. Лорд Брэндрейт, не удержавшись на ногах, оказался на полу. В гостиную вошла леди Брэндрейт в сопровождении Александры.

По мягкому зеленому ковру с рисунком из роз маркиза бесшумно приблизилась к супругу. По ее лицу было заметно, что все происшедшее весьма ее забавляет.

– Что ты здесь делаешь, дорогой? Почему в таком виде? Где твой сюртук? О, вижу, он на столике у двери. Александра, подай отцу сюртук.

– Да, мама.

Озадаченный Лонстон наблюдал за тем, как Александра, быстро взяв со стола сюртук, подала его матери. Лонстон окинул фигуру девушки быстрым взглядом. В ее стройной талии нельзя было усмотреть и намека на ее положение. Он не мог этому поверить. Александра беременна!

Он знал, что не мог быть отцом ребенка. Но кто? И что сказала леди Брэндрейт, входя в гостиную? Он ничего не мог понять. Александра избегала встречаться с ним глазами. Щеки ее пылали. Она беременна! Но кто же отец ее ребенка? Уж не Майлор ли Грэмпаунд? Тринер говорил, что Александра к нему неравнодушна.

– Майлор Грэмпаунд! – воскликнул он, не сводя глаз с Александры.

– Что? – Александра впервые подняла на него глаза.

Лонстон сам не знал, почему, но от одной мысли о Майлоре Грэмпаунде, с его высокой худой фигурой и маловыразительным взглядом, обнимающем Александру, он вдруг пришел в бешенство.

– И вы допустили, чтобы этот… этот мозгляк… Аликс! Это невозможно, невероятно! Как вы могли? Это просто невыносимо!

Девушка смотрела на него с удивлением.

– Вы думаете, что я… что мистер Грэмпаунд… что мы… О, что вы за отвратительный, гнусный человек! Я вас презираю, Лонстон! Как это на вас похоже – обвинять меня в таких ужасных вещах, когда у вас самого нет ни совести, ни чести, ни благородства! Это вы меня дразнили и целовали, а не мистер Грэмпаунд! Вы чудовище и всегда таким останетесь!

Слезы брызнули у нее из глаз. Подобрав юбки, она стремительно выбежала вон.

Лонстон остался посредине комнаты, все еще сжимая в руке рапиру. Почему Александра отрицает очевидное? Он бы еще так долго простоял, если бы до его ушей не донеслись восклицания лорда Брэндрейта.

– Моя дорогая, любимая! Скажи, неужели это правда? – Маркиз стоял с женой у окна, обняв ее за плечи. Лицо его сияло изумлением и радостью.

Что за черт, подумал Лонстон.

– Да, это правда, – сказала маркиза.

– Я не верю!

– Истинное чудо!

Лонстон совсем перестал что-либо понимать. Почему вдруг леди Брэндрейт так довольна положением Александры?

– Тебе не следует здесь быть, – сказал Брэндрейт, взяв руки жены и прижимая их к своей груди. – Ты должна лежать в постели и беречь себя.

– Глупый, – улыбнулась она. – Я должна была приехать, чтобы ты не убил нашего нового соседа.

Он засмеялся:

– Говорил я тебе когда-нибудь, что ты лучшая из женщин? Говорил?

– Сотни раз, но можешь и еще повторить.

Не сказав ни слова, маркиз нежно обнял жену.

Рассудок Лонстона никак не мог справиться со всеми впечатлениями. Человек, только что едва не убивший его, преобразился. Вместо гнева он был полон счастьем, настолько ощутимым, что, казалось, излучал его.

Прервав наконец поцелуй, маркиз снова поднес к груди руки жены.

– Когда, доктор говорит, тебе рожать?

– В апреле, – отвечала она тихо.

– Да-да, помню, ты мне только что сказала.

И тут только до Лонстона дошло.

Рапира выпала у него из рук. Как ему теперь объясниться с Александрой? Безмолвный, он вышел в галерею, ведущую в холл, и замер на месте, вспомнив одну подробность происшедшей сцены. Почему он так разозлился при мысли о Грэмпаунде, соблазнившем Александру? Он не был просто уязвлен или раздражен, он был вне себя от бешенства, как человек, который уже имеет право на эту женщину.