Виктория Холт - Шестая жена Страница 37

Мария поднялась и надменно покинула комнату.

Сюррей, глядя ей вслед, извлек несколько звуков из лютни. Он продолжал играть, когда явился посыльный и сообщил ему, что его присутствие требуется в королевском музыкальном зале.

Король сидел на своем стуле, украшенном орнаментом, в комнате, приспособленной для музыкальных занятий.

Его окружали придворные, а рядом сидела королева. Она была хороша в своем алом чепце; жемчуга, вышитые по его краю, очень шли к ее бледному лицу. Верхняя юбка платья была сшита из золотой парчи, а из разреза спереди виднелась нижняя юбка алого бархата. «Как идет ей алый цвет, — подумал король. — Если бы она родила мне сына, я был бы очень доволен».

Но она вмешивалась в вопросы религии, а он терпеть не мог женщин, сующих нос не в свое дело. Он преследовал лютеран как еретиков, а папистов — как предателей. Вопросы религии в его стране стали вдруг очень запутанными — он никак не мог понять, почему это произошло, и это сильно раздражало его. Ему хотелось, чтобы люди поклонялись Богу, как и прежде, но не забывали, что теперь главой английской церкви был не папа римский, а он, их король. Ведь все было так просто.

Одно утешало его сейчас — то, что король Франциск, по ту сторону пролива, был таким же старым, как и он. Вряд ли он проживет больше двух лет; он тоже страдал жестокими болями, как и Генрих, и мысль о страданиях французского короля помогала ему переносить свои.

Государственные дела за последнее время стали им обоим в тягость. От войны, которая только что закончилась, ни тот ни другой не получили особых выгод.

По возвращении Генриха в Англию дела в Шотландии пошли плохо; французы атаковали Булонь, которую, однако, усилиями Хертфорда удалось отбить. Но одновременно с этим французы вошли в Солент и, высадившись в Бембридже, попытались захватить Портсмут. К счастью, Лайл напал на французский флот и оттеснил его от берегов Англии; французы ретировались, и в этом англичанам сильно помогла болезнь, охватившая команды кораблей противника.

Генрих твердой рукой укротил Булонь. Он действовал жестоко, не колеблясь ни минуты. Налоги и поборы с населения под видом добровольных приношений превысили все, что было раньше. Враги Генриха надеялись, что его долготерпеливый народ наконец-то восстанет. Он был тираном, убийцей, многие пострадали от его гнева, и если бы кто-нибудь решился свергнуть его, то более подходящий момент трудно было найти. Но жители Англии считали Генриха своим королем; он был сильным правителем, и они верили, что в годину испытаний он их не подведет. И они с радостью снесли все поборы; король же в эти тревожные месяцы думал только о том, что надо спасать страну. Он отдал свое столовое серебро, чтобы из него начеканили денег, и заложил королевские земли; если он требовал, чтобы его народ напряг все свои силы, то и сам не должен был отставать. Он всегда очень заботился о популярности среди своего народа; теперь он пожинал плоды этой популярности. Это для тех, кто жил с ним рядом, он был кровавым тираном — для народа же он был любимым королем.

И вся Англия сплотилась вокруг своего монарха. Французы были изгнаны; их армия, которую косила болезнь, вернулась домой. Франциск не менее Генриха жаждал мира, и он был заключен. Генрих получил право владеть Булонью в течение восьми лет, после чего французы могли выкупить ее. Война в Шотландии продолжалась, но теперь это была война на один фронт.

Король мог немного отдохнуть от своих забот и развлечься.

Сюррей вошел в музыкальную комнату, элегантный и дерзкий, как всегда. Почему это он сегодня вызвал гнев короля? Он был хорошим поэтом и прекрасным джентльменом, но наглости его не было предела. Вместе с Сюрреем вошла его сестра Мария, невестка самого Генриха, девушка, обладавшая фамильной красотой Ховардов и их же фамильной хитростью, — уж в этом король не сомневался.

Мария преклонила перед ним колени, и, когда она подняла на него глаза, он пристально посмотрел на нее. Мария слегка покраснела, как будто прочитала в его взгляде то, чего там на самом деле не было. Королю показалось, что она смутилась и затрепетала, словно ослепленная блеском его глаз, и Генрих испытал удовольствие, которое всегда вызывало у него подобное выражение женского лица. Оно говорило о том, что женщины смотрели в лицо могущественного монарха, но видели желанного мужчину.

Глаза короля потеплели; он проводил Марию взглядом, она отступила назад и заняла свое место среди дам королевы. Он мысленно раздел ее, освободив от бархата и драгоценных украшений. «Готов поклясться, что она пригожа и без этих украшений», — подумал он; ему показалось, что освещение в комнате стало более мягким; настроение его тут же поднялось, даже пульсирующая боль в ноге, казалось, немного стихла.

Гардинер и Райотесли тоже присутствовали здесь, «Что-то уж больно довольный вид у них сегодня, наверное, опять что-то затеяли, — подумал король, — когда закончится концерт, я все у них выведаю».

Здесь же был и Сеймур, теперь лорд верховный адмирал. Король улыбнулся. Как этот молодой человек был похож на него в юности! Дамы обожали Сеймура, а сам он когда-то заглядывался на королеву, негодник! Но при этом не забывал и о принцессе Елизавете. Надо хорошенько присматривать за ней.

Но сейчас король не мог отвести взгляда от Марии Ховард. Она затмевала всех женщин, чем-то напоминая крошку Екатерину Ховард.

Инструментальная пьеса, которую играли музыканты, закончилась. Она понравилась королю, и он решил наградить того, кто ее написал.

— Браво! — вскричал король. — Браво! Ничто так не успокаивает отягощенную заботами душу, как приятная музыка.

— Надеюсь, — произнесла королева, — что душа вашего величества не отягощена ими сверх меры.

— У короля, милая женушка, всегда много забот.

Райотесли, никогда не упускавший случая польстить своему царственному хозяину, прошептал:

— Нашей стране очень повезло, что ею правит наше величество.

Генрих поднял тяжелые веки и посмотрел на канцлера. Этот Райотесли всегда тут как тут со своей лестью и, хотя он был прав, мог бы и помолчать. Впрочем, лесть для короля была слаще райской музыки.

— Добрый мой канцлер, — ответил король и, решив переменить положение на стуле, поморщился от боли, — такова королевская доля — брать па себя тяготы своих подданных. Я сижу на троне Англии вот уже много лет, но когда-нибудь мне придется уступить это место другому.

Он посмотрел на королеву, и в его глазах сверкнула злость — почему она никак не родит ему сына; потом его взгляд переместился на прекрасную фигуру его невестки.