Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны Страница 37

Прочитав в глазах жены вопрос, Алексей отставил лопату в сторону и сказал:

– Весной, Аська, пойдем с тобой на токовище. Покажу тебе, как косачи токуют. Видела хоть раз?

Это было в его манере – увести внимание, перейти на посторонние предметы. Но Ася согласилась. И Алексей не забыл это свое обещание. И весной, рано утром, по насту, они отправились к станции железной дороги. Бормотание косачей было слышно уже у крайних, ближайших к станции домов.

Вдруг Алексей остановился и сделал знак Асе. Остановилась и она. Вдалеке раздалось щелканье.

Глухари токовали на опушке. Алексей взял Асю за руку и повел. Они остановились у линии. От солнечных лучей искрился снег, блестело и переливалось на солнце оперение быстро двигающихся птиц с распушенными крыльями. Лились песни, неожиданно прерываемые чуфыканьем. Супруги завороженно смотрели на весенний птичий праздник, на этот ритуал, дошедший из глубины веков. Ася вдруг ощутила приближающуюся весну, новую весну, которая, как обычно, сулила обновление, перемены и счастье. Все будет хорошо, подумала она. Ничего не может случиться плохого, когда сама природа являет миру такое торжество.

И все же именно весной 1930-го произошла та череда событий, которая сильно поколебала ее уверенность.

Стоял конец апреля. Снег в огороде сошел, ожидали Первомая, чтобы после праздников перекопать участок и начать посадку. Ася убирала с огорода прошлогодние листья и старые ветки, когда хозяйка, тетя Катя, вернулась с базара и принесла новость:

– Круглова Данилу Фролыча арестовали.

Ася бросила грабли и уставилась на хозяйку.

Та молчком просеменила в дом, Ася – за ней.

– Говорят, с властями поскандалил из-за огорода.

– Из-за огорода?

– Ну да. А больше-то у него ничего не осталось. Огород-то большой, ухоженный, в пойме реки. У Кругловых всегда был самый лучший урожай капусты, огурцов, картошки. Вот колхоз, поди, на него и позарился.

Хозяйка не ошиблась. Как Ася потом узнала, сыр-бор разгорелся именно из-за передела земель. Местные власти решили извлечь из многолетнего пользования огородные земли семьи Кругловых. Взамен предложили непригодный для земледелия, запескованный участок – неудобицу.

Вслед за постановлением Кругловым прислали землемера с бумагой.

Землемер, побаиваясь Круглова, пришел не один, с комсомольцем.

– Чего надо? – вышел на крыльцо хмурый Данила Фролович.

– Вот бумага. Оплатите, пожалуйста. – Землемер положил на стол квитанцию.

– Чего?! – рявкнул хозяин, заглядывая в бумагу. Невзирая на солидный возраст, Данила Фролович читал без очков и сразу уразумел, что в бумаге рассчитана работа землемера как по новому, непригодному участку, так и по утраченному полю. – Ты что это мне за Филькину грамоту принес? Землю, удобренную, моими руками взлелеянную, отняли, да чтобы я еще и платил за это?! А пошли бы вы…

– Я человек маленький, – примирительно оправдывался землемер, оглядываясь на комсомольца. – Мне как велели…

– Ты, может, и маленький, да я – большой! Не позволю измываться! Вы меня задушить надумали, десяток лет уж душите, кровопийцы! Так вам еще за это заплати?

И под причитания тетки Варвары Данила Фролович спустил землемера с крыльца, а в комсомольца, охваченного праведным гневом, запустил табуреткой.

Активисты живо удалялись по улице, разгоняя копошащихся в пыли немногочисленных кур. Им вслед со двора Кругловых летела складная матерщина.

На другой день, а вернее, ночью из города на пролетке прибыли два человека в милицейской форме, устроили, как полагается, обыск, а затем увезли хмурого и молчаливого Данилу Фроловича с собой.

Обо всем этом Ася узнала, навестив вместе с Машей мать Сони. Большая семья Кругловых приводила в порядок дом, ликвидируя последствия обыска. Снохи прибирались в горнице, старшие сыновья копошились во дворе, который был совершенно пуст. Ни коров в коровнике, ни лошадей в конюшне, ни даже кур в курятнике. Только собака, чувствуя себя в чем-то виноватой, поджимая хвост, выглядывала из будки.

Тетка Варвара сидела на кухонной табуретке и смотрела в окно. Она словно бы и не замечала гостей, не слышала вопросов. Горе оглушило ее. О случившемся подругам рассказал Кирьян.

Он еще пытался шутить и сказал:

– Сонька все же у нас самая хитрая оказалась. Повезло ей. А нам теперь на песчанике арбузы выращивать, без бати…

Но прогнозы оптимиста Кирьки не сбылись. Не пришлось Кругловым выращивать арбузы. В середине мая в осиротевший кругловский дом явилась комиссия с постановлением о высылке. Постановление официально зачитали хмурому семейству, и тетка Варвара поняла одно – не расстреляли мужа-то, выселяют в Сибирь! И она все пыталась расспросить сыновей – верно ли она поняла, а те хмуро отмахивались. Не дожидаясь, когда семья придет в себя, комиссия начала опись имущества. В комиссии был один из соседей Кругловых, Никифор, из тех, кого Данила Фролович звал голодранцами, – он делал записи. Возглавлял комиссию Леонид Матвеич по прозвищу Кожаный, хоть и был он по теплому времени года одет не в кожаную вытертую тужурку, а в чесучовый пиджак и сатиновую косоворотку.

Кожаный ходил по горнице, брал вещи и диктовал:

– Карманные часы – две штуки, сапоги – три пары, шаровары – три штуки, перина пуховая – три штуки.

– А где Данила-то? – все спрашивала тетка Варвара. – Куда ехать-то к нему?

На втором этаже орал ребенок. Трое братьев Кругловых, скрестив руки на груди, молча наблюдали, как чужие люди хозяйничают в их родовом гнезде.

– Носовые платки – четыре штуки, шпулек ниток – двадцать три штуки, подтяжки, шуба одна.

Члены комиссии принесли из кухни короб с перловкой.

– Крупу записывать? – спросил Никифор.

– Продукты отдельно, – бросил Кожаный и диктовал дальше: – Рубашки мужские – две штуки, клеенка, накидка…

К вечеру семье было разрешено взять с собой испеченный хлеб и покинуть дом в том, во что они были одеты. Семья шла по улице, а в домах, стоящих порядком вдоль дороги, осторожно задергивались занавески. Приютить раскулаченных никто не решался.

Кругловы не знали, куда идти и что делать. Тетка Варвара молчала. Снохи было подумали – не онемела ли свекровь от потрясения. Они шли по Красноармейской, бывшей Троицкой улице, к станции железной дороги. У церкви их поджидал отец Сергий.

– Данила Фролыч в местном остроге, – сказал он, приглашая Кругловых к себе, – я узнавал. Завтра мы придумаем, как быть, а теперь поздно, пожалуйте в дом.

Матушка Александра устраивала ночлег, а Маша весь вечер говорила ободряющие слова тетке Варваре. За ужином батюшка прочел «Отче наш», и когда все улеглись, он еще долго молился у себя в кабинете, но было уже не так страшно и не так безысходно. И тетка Варвара думала, что там, в Сибири, небось тоже люди и главное – они все вместе и Данила жив, а уж он не даст им пропасть, хоть в Сибири, хоть где. И под утро, под тихую молитву отца Сергия, тетка Варвара наконец уснула, совсем успокоенная.