Леди, берегитесь! - Джо Беверли Страница 37

Когда Фрэнк подрос, Горацио стал брать его с собой, и они вместе отправлялись за приключениями. Это был способ уберечь его от опасностей, подстерегавших в доме, причем весьма действенный.

У одного из привратников не было детей, и его жена, миссис Корли, круглолицая и добродушная, с радостью усыновила бы ангелочка Фрэнка, если бы ей позволили. Она кормила его свежеиспеченными булочками с джемом и сливками.

Горацио Кейв не был таким очаровательным ребенком, как Фрэнк, но миссис Корли никогда не позволяла себе отпустить и его, не приласкав, не накормив, поэтому и ему доставались те же самые улыбки, а иногда и объятия, когда она прижимала его к своей груди. Вероятно, во время объятий он застывал, как дикая зверушка, но чаще все равно хорошо помнил прикосновение мягких рук к своим плечам и голове.

Миссис Корли, глядя на него своими ясными глазами, говорила, какой он молодец, потому что заботится о своем брате, добрый и смелый. И это было очень важно, потому что похвалы в Стаурс-Корте были такой же редкостью, как зубы у цыпленка. Разумеется, Дариен рассказал ей о лорде Роло, и она уверяла его, что он похож на своего героя, а когда вырастет, станет великим человеком.

Возможно, ее улыбки и слова были такими же питательными, как свежие булочки и сливки.

Молоко! Наверное, это оно вызвало в нем сентиментальные воспоминания.

Как-то миссис Корли попыталась защитить их. Тогда Горацио уже исполнилось десять лет, и Маркус избил Фрэнка. Добрая женщина решила поговорить с их отцом, и вскоре после этого они с мужем уехали из поместья. Говорили, что Корли увез жену ради ее безопасности, опасаясь гнева Кейва-старшего.

Въезжая в парк, Дариен попытался оставить в прошлом Стаурс-Корт, но воспоминания оказались чем-то вроде семян, которые, упав в землю, начали прорастать.

Был в поместье молодой парень-конюх, хитрый и наглый, и от него дети хозяина узнали, как ловить кроликов и воровать пиво в местной пивной.

А еще была нянька — девушка вспыльчивая, с суровым лицом, которая прятала их с Фрэнком, когда упившийся отец впадал в раж или внезапно появлялся Маркус.

Однажды Маркус вывернул ей руку, и она была вынуждена сказать, куда спрятала братьев. Фрэнку было не больше четырех, однако Маркус вытащил их обоих на улицу, накинул каждому на шею веревку и принялся хлестать, не обращая внимания на слезы и крики. Потом, внезапно потеряв к ним интерес, засунул обоих в деревянный сундук, а чтобы не выбрались оттуда, поставил на крышку статую. Лишь по счастливой случайности они не задохнулись: между старыми дубовыми досками оказались щели, — потому что слуги не могли набраться смелости и освободить их.

Дариен криво усмехнулся: не стоит забывать, что из многих семян вырастают сорняки, — вздохнул и с удовольствием сосредоточился на красоте вокруг, прозрачном пении дрозда. Утки и лебеди плавно рассекали сверкавшую на солнце гладь воды, оставляя за собой мерцающий след, воздух был таким чистым, что его хотелось пить.

Все реально, и все для всех. Даже для Кейва.

Дариен подумал, куда бы направиться, чтобы не пересекаться даже с немногочисленными в этот час посетителями. Это были в основном няни, которые выгуливали ухоженных детей, художники и несколько всадников.

Дариен объехал одного из художников и увидел, что тот рисует его. Набросок всего несколькими штрихами, но очень похоже.

— Я у вас похож на статую.

Художник, молодой человек с копной каштановых волос, в потертой одежде, обернулся.

— Вы так выглядите.

— Чем работаете? Маслом? Акварелью?

Художник развернулся к нему полностью, перевернул лист и начал рисовать снова.

— По большей части углем — так дешевле.

— Покажите.

Молодой человек метнул на него жесткий взгляд, явно недовольный приказным тоном, но набросок все же повернул. На этот раз была изображена только его голова, но опять все черты были четко и живо подмечены. И это был Канем Кейв, а не чокнутый Маркус.

— Если я дам вам аванс, сделаете эскиз маслом? В случае удачи хорошо заплачу за всю работу.

Молодой человек в некотором недоумении осведомился:

— Какую работу?

— Мой портрет верхом на лошади, для начала.

— Для начала?

— Если вы настолько же хороши в живописи, как в рисунке, то, возможно, я предложу вам место моего художника.

Он сказал об этом, криво усмехнувшись, поэтому молодой человек, скептически хмыкнув, уточнил:

— А вы, позвольте спросить, кто?

Дариену явно не хотелось открывать свое имя, но, в конце концов, он назвал себя.

Художник, судя по всему, продолжал колебаться, но появившийся блеск в глазах говорил о том, что он готов согласиться.

Было удивительно, но он никоим образом не показал, что названное имя могло для него значить хоть что-нибудь еще, кроме возможности приобрести покровителя или лишиться очередной иллюзии.

— Мне нужно по меньшей мере пять фунтов. — Молодой человек опять вернулся к наброску — возможно для того, чтобы скрыть смущение. — Помимо холстов, красок и всего прочего необходимо снять помещение с хорошим освещением. Сейчас я обитаю в подвале.

— Как вас зовут? — спросил Дариен.

Художник поднял голову и неожиданно улыбнулся.

— Лукулл Армиджер. Не думайте, что я это выдумал: мне бы и в голову не пришло.

Дариен засмеялся.

— А обычно как вас называют?

— Лак, что, увы, пока себя не оправдывает[4].

— Будем надеяться, что все переменится. Во второй половине дня приходите в «Гудвин и Норфорд» на Тичборн-стрит и получите свои пять фунтов. Я рассчитываю увидеть предварительный вариант в течение недели.

Лак Армиджер смотрел на него все еще настороженно, и Дариен подумал, что самолюбие и гордость помешают ему согласиться, но тут художник сказал, при чем просто и с достоинством:

— Благодарю, милорд.

Затем он встал и протянул ему законченный рисунок.

Это был вполне узнаваемый портрет, хотя и сохранивший свою магию, переданную несколькими линиями. Дариену очень хотелось более внимательно рассмотреть его, чтобы понять, что художник увидел в нем, и решить, справедливо это или нет, но он вернул лист.

— Не хочу его помять. Оставьте у себя, а потом отдадите. — Развернув Цербера, он снова обратился к художнику: — У вас огромный талант, а вы в таком положении. Почему?

— Дар от Бога, а характер от дьявола, — вот и не могу обзавестись покровителями, — ответил Лак Армиджер.

— Меня это не волнует, главное — талант. — Он коснулся шляпы набалдашником хлыста и тронул коня.

Покровитель искусств? Дариену стало смешно от собственных притязаний. Чего он добивался, так это нового образа для себя, который поможет избавиться от грязи.