Барбара Картленд - Пленница любви Страница 37

Она взглянула на ярко горевший в камине огонь, на канделябры из дрезденского фарфора, стоявшие по обе стороны ее туалетного столика, в каждом из которых горело с полдюжины свечей, и вспомнила погасший огарок маленькой свечки.

Сорильда закрыла глаза. Знать, что бояться больше нечего — это было замечательно. Она дома! Какое точное слово — дома! И привез ее сюда граф!

В дверь постучали, и у нее сильно забилось сердце. Миссис Досон открыла дверь.

— Входите, ваша милость, — услышала Сорильда. — Миледи говорит, что ей лучше.

Граф вошел в комнату, а миссис Досон вышла и закрыла за собой дверь.

Он постоял у дверей, глядя на Сорильду, лежащую на подушках, отделанных кружевом: по плечам рассыпались рыжеватые волосы, на бледном лице выделялись огромные зеленые глаза.

Он подошел к постели, и, повинуясь безотчетному порыву, не задумываясь, Сорильда протянула к нему руки.

— Вы спасли меня! — сказала она. — Я… звала вас, но думала, что… вы меня… не услышите.

Граф присел на край кровати и взял ее руки в свои.

— Мне кажется, я услышал тебя, — ответил он, — и понял: с тобой случилось что-то скверное и опасное. Я понял это почти в тот же самый миг, как это произошло.

— Я думала, что умру и вы… никогда не узнаете, где я, — тихо проговорила Сорильда. Он крепко сжал ее пальцы.

— Этому не суждено было случиться, — сказал он. — Ты в состоянии рассказать мне, как ты вообще очутилась в этом проклятом месте?

— Меня привел туда… мальчик. Граф был озадачен.

— Какой мальчик?

— Не знаю. Я была на террасе, и он сказал, чтобы я… немедленно шла к Дрейку. Я думала… с ним что-то… случилось.

— Почему ты не обратилась ко мне?

— Если бы вы знали, сколько раз я задавала себе этот… вопрос, — ответила Сорильда. — Я пошла за мальчиком к склепу, и когда он… показал туда, я подумала, что Дрейк, должно быть, упал вниз и… разбился.

По выражению его лица Сорильда поняла, что граф сердится, и сказала:

— Я поступила… очень… глупо.

— Откуда тебе было знать, что какой-то негодяй запрет тебя там? — возразил он.

Сорильда изменилась в лице, и граф понял, что она знает, кто тому виной, кто задумал погубить ее.

— Забудь об этом, — быстро сказал он. — Мы оба должны забыть, иначе нам не знать ни покоя, ни счастья.

Граф улыбнулся, и лицо его преобразилось.

— Единственный способ быть уверенным, что я смогу защитить тебя, — это всегда держать тебя рядом и днем, и ночью.

Сорильда взглянула на него внезапно засиявшими глазами и несколько бессвязно проговорила:

— Вам это… может… наскучить.

Ей показалось, будто граф что-то обдумывает; затем он произнес:

— Ты сказала, что звала меня. Ты хотела, чтобы тебя спас именно я или все равно кто?

В его голосе зазвучали интонации, от которых Сорильда вдруг оробела. Она опустила глаза, и ресницы ее затрепетали.

— Сорильда, я жду ответа на вопрос. Оттого ли, что она ослабела или, может быть, после мучительного ожидания не могла притворяться, но Сорильда сказала правду:

— Мне… хотелось, чтобы это были… вы.

— Ты звала меня?

— Да… все… время.

— Ты скажешь мне почему? Наступило молчание. Граф произнес:

— Сорильда, скажи мне. Это очень важно. Я хочу знать правду.

— Я хотела… быть… с… вами. Я была так… счастлива с тех пор, как мы уехали… из Лондона.

— Ты была счастлива со мной?

Она взглянула на него широко раскрытыми глазами, и слова стали не нужны. Он должен был догадаться, что она чувствует, ощутить ее любовь, рвущуюся ему навстречу.

— Сорильда, я хочу тебе что-то сказать, — голос графа звучал медленно и проникновенно.

— Ч-то?

— Когда ты исчезла, я осознал, как много ты стала значить для меня, понял, как важно найти тебя и сказать тебе об этом.

В глазах Сорильды словно зажглись тысячи свечей.

— Вы… говорите… что я вам… немножко… нравлюсь?

— Я говорю, что люблю тебя, — ответил граф. — Люблю так, как никогда никого еще не любил.

Он издал нетерпеливое восклицание.

— Знаю, тебе трудно в это поверить. Мое поведение шокировало тебя, ты презирала меня и имела на это полное право. Но когда я говорю, что испытываю к тебе совершенно иное чувство, это не просто слова, какие в то или иное время говорит каждый мужчина. Это правда, и я хочу, чтобы ты мне поверила.

— Я хочу… верить! Вы знаете, что… хочу. И даже если я вам надоем… если вы… покинете меня, как покидали… других, все равно… побыть с вами — … даже очень… недолго будет… счастьем.

— Насчет «очень недолго» не может быть и речи, — мягко сказал граф. — Я люблю тебя, Сорильда. Таких слов я никогда никому не говорил.

Он взглянул на нее, словно думал, что она не поверит, и быстро добавил:

— Меня влекло к женщинам, я желал их. Нет нужды объяснять тебе это. Но я всегда знал: то, что я им даю — не любовь, не истинная любовь, которую я надеялся когда-нибудь отыскать, хотя считал, что это почти невозможно.

— Так вы поэтому… не женились?

— Именно! — подтвердил граф. — Давным-давно я дал себе слово, что не женюсь, пока не обрету уверенности, что моя семейная жизнь будет совсем не такой, какую я наблюдаю вокруг.

Он внимательно поглядел на Сорильду, точно пытался заглянуть ей в душу, и затем сказал:

— Я хочу, чтобы жена принадлежала мне полностью, навсегда. Я хочу, чтобы она хранила мне верность, была только моей во все времена!

Он помолчал и очень тихо сказал:

— И я думаю, Сорильда, что нашел ее.

А потом, словно все происходило в волшебном сне, она почувствовала, как граф наклонился и бережно коснулся ее губ.

В этом поцелуе не было страсти; он был нежным, точно легкое прикосновение к цветку.

Сорильде почудилось, будто комната наполнилась светом; он исходил от них самих и в то же время являлся частицей Божественного света.

У нее было такое чувство, словно, прикоснувшись к ней губами, граф дал ей все, к чему стремилась ее душа. Здесь была и красота, никогда не оставлявшая ее равнодушной, и музыка, которая звучала в ее сердце.

«Я люблю… люблю… вас!»— хотелось воскликнуть ей.

Она затрепетала, и губы графа стали более властными, более требовательными; у Сорильды появилось такое ощущение, будто он вытягивает из нее саму душу и завладевает ею.

Прошла целая вечность, прежде чем он наконец поднял голову:

— Я… люблю вас! — воскликнула Сорильда. — Люблю… вас! Люблю!

— И я люблю тебя, милая.

— Это правда… это действительно… правда, что… ты… меня любишь?

— Я люблю тебя, — откликнулся граф. — Теперь тебе больше нечего бояться. Я буду оберегать и защищать тебя и больше никогда не потеряю снова.

Голос его звучал так проникновенно, что на глаза Сорильды навернулись слезы, и теперь она видела его словно в сияющем тумане.