Нэн Райан - От ненависти до любви Страница 38

— Иди сюда, Регина.

Она промокнула губы салфеткой, поднялась, подошла к двери смежной буфетной комнаты и прокричала:

— Мы с майором хотим без помех попить кофе. Пусть нас не беспокоят. — Закрыв дверь, Регина шаловливо улыбнулась. Что такое, Ларри? — спросила она самым невинным тоном.

Вместо ответа он схватил ее за руку и посадил к себе на колени.

— А ты, женщина? — пробормотал Ларри. — Собираешься закончить начатое?

Не успела она ответить, как он уже прильнул к ее губам в жадном поцелуе, доставившем Регине немалое удовольствие. Несколько восхитительных минут она позволяла возбужденному майору целовать и ублажать ее прямо посреди комнаты. Регина не остановила его даже тогда, когда он задрал ее юбки выше пухлых колен. Она томно вздыхала, когда его ладонь ласкала ее бедра, а рот пылко исследовал нагие плечи, скользя к полным грудям.

Однако, когда возбужденный майор поднял светловолосую голову и-прошептал: «Я хочу взять тебя здесь и сейчас», — Регина нервно усмехнулась и покачала головой:

— Дорогой, дорогой, никак нельзя. Слуги. Поднимись в свою комнату. Затем выйди на балкон и проследуй по черной лестнице к летнему домику. Буду ждать тебя там и докажу, что я женщина, намеревающаяся закончить начатое.

С этими словами Регина поднялась и посмотрела на твердую мужскую плоть, натянувшую облегающие форменные брюки майора.

— О, Ларри, давай поспешим!

Регина выскочила из комнаты, и майор услышал, как она сообщила за дверью слугам, что трапеза завершена, и майор поднимется наверх отдохнуть. Регина добавила, что сама собирается прогуляться по саду.

Ларри Бертон, охваченный страстным желанием, взлетел наверх, поспешил в комнату для гостей, пересек ее и выскочил на залитый ярким солнечным светом балкон. С балкона он спустился по задней лестнице и, миновав широкую лужайку, оказался у белого летнего домика.

Регина зашла в свою комнату и открыла самые дорогие французские духи. Майор, похоже, очень горяч, а у нее не было любовников с тех пор, как исчез Джим Савин. Она молила Бога о том, чтобы Ларри Бертон оказался хотя бы отчасти так же хорош, как Джим.

Пригладив волосы, трепещущая и возбужденная Регина спустилась вниз, быстро пересекла холл и выскользнула из парадных дверей.

И тут же застыла как вкопанная.

— Добрый день, моя дорогая, — сказал сенатор Дуглас Бертон, поднимаясь на веранду и постукивая тростью о мраморные ступеньки. — Вы уходите?

— Нет-нет, я просто… слишком плотно поела и решила немного прогуляться.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Я тоже слегка переборщил с едой. У Тэбора был просто королевский стол. Небольшая прогулка — это как раз то, что мне нужно.

Глава 20

Она была неподвижна. Ее прекрасное лицо, бледное как полотно, разительно контрастировало с темными покрывалами из буйволиных шкур. Когда-то блестящие, золотые локоны теперь потускнели и разметались по плечам. Полные губы потрескались от многодневной лихорадки. А выразительные изумрудные глаза, в которых отражались все ее эмоции, почти все время были закрыты. Когда же они приоткрывались, в них не было ни прежнего огня, ни ненависти, ни страха, ни удивления.

— Что я наделал! — страдальчески воскликнул Ночное Солнце. Скрестив ноги, он сидел на мягких буйволиных шкурах рядом с постелью Марти.

Прошло три дня с тех пор, как он перенес девушку из жилища Идущего-по-Следу в свое типи. За эти три дня Ночное Солнце ни разу не оставил ее одну, лишь качая головой, когда местные женщины предлагали ему свою помощь. Даже намек бабушки на то, что не пристало девушке жить в типи неженатого воина, оставил его равнодушным.

Ночное Солнце пренебрег всеми предрассудками. Только он виноват в том, что больная Марти оказалась здесь, значит, ему и следует заботиться о ней. И Ночное Солнце позволял себе вздремнуть лишь урывками, постоянно прислушиваясь к дыханию девушки, следя за каждым ее движением.

Он понимал: будь Марти в сознании, она не позволила бы ему так хлопотать над ней. То, что она не сопротивляется, пугало его. Это означало, что тяжелая болезнь все еще угрожает ее жизни.

— Боже праведный! Есть ли на самом деле у Идущего-по-Следу какое-нибудь снадобье?

— Никогда не сомневайся в могуществе Мистического Воина, — раздался суровый женский голос, и Ночное Солнце увидел Кроткую Олениху. Она появилась в типи вместе с яркими лучами солнечного света.

— Бабушка, никогда не входят в чужой типи, если полог спущен.

Старуха иронически улыбнулась:

— Откуда мне знать, спущен или поднят полог? Я же слепая.

— Ты все видишь.

— И слышу все. Не смей сомневаться в Великом Духе. — Она взяла внука за руку. — Помоги мне сесть.

Усадив ее на циновку рядом с ложем Марти, Ночное Солнце сказал:

— Я наполовину белый и поэтому тревожусь об этой девушке.

Старуха положила морщинистую ладонь на бледную щеку Марти.

— Ей хоть немного лучше, бабушка? — Внук опустился на колени рядом со старухой.

Кроткая Олениха нащупала слабый пульс на шее Марти и начала считать удары. Потом откинула покрывала и положила ладонь на сердце девушки. Затем на лодыжки. Ночное Солнце тревожно всматривался в бабушку, надеясь заметить что-нибудь обнадеживающее на ее лице. Тщетно!

Кроткая Олениха снова прикрыла покрывалом Марти, села на свое место и вложила руку девушки в ладонь внука.

— Правда, бабушка? Ей лучше?

— Нет, ей не лучше, — честно призналась она. — Ночное Солнце, выберись на некоторое время на солнечный свет. Поезжай вместе с мужчинами. Затравите лося для нас. Уходи из темного типи. С женщиной-ребенком останусь я.

Он покачал головой:

— Она может проснуться и позвать меня. Я останусь. — Старуха улыбнулась:

— Как ты похож на своего деда, Бредущего Медведя. Такой же упрямый. — Ее улыбка погасла. — Когда ты мне скажешь? — спросила она.

— Скажу что?

Кроткая Олениха кивнула в сторону девушки:

— Кто она? Почему оказалась здесь?

— Не спрашивай меня об этом сейчас.

Старуха кивнула. Она знала: внук скажет ей, когда сочтет нужным. Теперь его беспокоит болезнь белой девушки. Кроткая Олениха прикоснулась к его широкой груди, жалея о том, что он уже не ребенок. Тогда бы она взяла его на руки и спела ему песню о реках, горах и стадах буйволов, рассеяла бы все его страхи.

Но ее обожаемый внук давно был мужчиной, гордым лакотским вождем, почитаемым всем племенем за ум, верность и отвагу. Поэтому ему приходится страдать молча, в одиночестве.