Барбара Картленд - Заблуждения юности Страница 38

Впервые после побега из Стэвертон-Хауса Петрина усомнилась, что поступила правильно.

Ей даже почудилось, что она ощущает в воздухе аромат духов Ивонны Буврэ и слышит, как граф говорит ей о любви, а Ивонна отвечает ему прекрасным, мягким голосом с французским акцентом.

Петрина негромко вскрикнула, зажав уши руками, словно ее оглушал этот воображаемый любовный разговор.

Когда она опустила руки, ей показалось, что кто-то неслышно вошел в дом. Петрина замерла, прислушиваясь. В тишине она различила звук приближающихся шагов. Чья-то фигура появилась на пороге, и ее позвали по имени:

— Петрина!

Невозможно было ошибиться в том, кому принадлежал этот звучный, низкий голос, и, вскрикнув так, что темнота отозвалась эхом, Петрина вскочила и подбежала к графу. Тот обнял ее и, почувствовав, как она жадно прильнула к нему, такая мягкая, теплая, еще крепче прижал ее к себе.

— Все в порядке, — проговорил граф, — он жив!

Петрина оторвала лицо от его груди и заглянула в глаза графа.

— Он… не умер? — еле слышно спросила она.

— Он жив! Хотя ему здорово досталось. И поделом!

Петрина опять спрятала лицо у него на плече, чувствуя невыразимое облегчение, смешанное с удивлением от того, что руки графа так крепко ее обнимают.

— Вы уверены? — спросила она, запинаясь.

— Совершенно уверен! — ответил граф, и в голосе его прозвучала ласковая насмешка. — Так что вам, дорогая, незачем прятаться от полиции! Вы можете спокойно вернуться домой.

Петрина не могла поверить своим ушам. Она подняла лицо и хотела что-то сказать, но в этот момент губы графа опять коснулись ее губ.

Сначала ей показалось, что все это снится. Потом чувство радости и восторга, которое она испытала, когда граф впервые поцеловал ее снова, с еще большей силой, овладело всем ее существом. Теперь у нее не осталось сомнений в реальности происходящего, тьма исчезла, и Петрина почувствовала себя неотъемлемой частью этого человека. Словно он взял в свои руки ее сердце и душу, всю ее любовь к нему, и она совершенно ему предалась, как того желала.

Его губы стали требовательнее, и ей начало казаться, будто их окутал какой-то неземной свет.

«Я люблю вас!» — хотелось ей сказать, но не было слов, чтобы выразить чувства, и она подумала, что они уже не земные существа, но боги.

Он оторвал ее от земли и вознес высоко в небо, и она стала как сияющая звезда в бесконечном просторе Вселенной.

Это был поцелуй такой прекрасный, такой чудесный, что Петрина подумала: должно быть, она умерла и уже в раю.

Наконец, спустя долгое время, граф поднял голову.

— Мое сокровище! — сказал он глухо и прерывисто. — Нет на свете другой такой же непредсказуемой и своенравной женщины, как ты, Петрина. Но я бы не хотел, чтобы ты стала иной.

— Я тебя люблю! — прошептала Петрина, все еще смущенная и взволнованная этим поцелуем.

— Я тоже люблю тебя!

И хотя она не могла видеть его лица, она догадалась, что он улыбнулся, говоря эти слова.

— Ты… любишь меня? — прошептала она. — Это… действительно так?

— Действительно! Это правда, — ответил граф. — Но, дорогая, согласись: это не самое лучшее место, где я могу говорить о своей любви к тебе.

— Да разве это имеет значение, где говорить? — спросила Петрина. — Я мечтала, я молилась о том, чтобы ты почувствовал ко мне хоть немного… тепла… Но о твоей любви я не могла и мечтать!

— Я сопротивлялся этому чувству, — признался граф. — Я не хотел никого любить, но перед тобой, Петрина, устоять было трудно. Я понял: какое бы тяжкое преступление ты ни совершила, я готов прийти тебе на помощь. А это значит, что я не могу жить без тебя!

Петрина слабо вскрикнула: это был возглас счастья — подлинного, глубокого счастья. Объятия графа стали еще теснее.

— И если ты действительно убила бы Роулока, мы вместе уехали бы за границу.

— Ты хочешь сказать, что уехал бы со мной?

— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя в беде одну? — спросил он почти резко и рассмеялся: — Уж если ты умудрилась навлечь на себя столько неприятностей, будучи под моей опекой, то страшно даже представить, что ты способна натворить без моего присмотра!

— Я хочу только одного — быть с тобой ежечасно и навсегда!

— Так оно и будет, дорогая! — ответил граф. — Хотя я заранее трепещу при мысли, что за жизнь ты мне устроишь.

— Я буду хорошей… Я сделаю все, что ты захочешь! — И в голосе Петрины прозвучала страсть.

Она помолчала, а затем вновь обратилась к нему с тревогой во взгляде:

— Но ты… правда, так думаешь? Ты действительно думаешь, что… как ты сказал… любишь меня?

— Да, именно это я думаю и чувствую! — ответил граф. — И я сделаю все, чтобы ты поверила в это, моя милая, как бы долго мне ни пришлось тебя убеждать.

Петрина затаила дыхание.

— Пожалуйста, — прошептала она, — пожалуйста, поцелуй меня опять!

И опять она ощутила губы графа, и снова у нее было такое чувство, будто она вознеслась на небеса.

Поцелуй был еще более страстный и требовательный, и она вдруг почувствовала, как внутри нее словно вспыхнул язычок пламени, обострив все ее тайные желания и разгораясь все больше и больше, грозя превратиться в пожар страсти.

Его сердце бешено билось у ее груди, и она поняла, что возбуждает его.

— Я тебя люблю! Люблю тебя! — прошептала она, однако он разжал объятия.

— И я тебя люблю, моя своевольная и непредсказуемая красавица! А теперь, любимая, поедем домой!

Когда они вышли из особняка, Петрина с наслаждением вдохнула свежий ночной воздух и прошептала:

— Да, это место правильно назвали райским!

Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб. Взявшись за руки, они медленно перешли на другую сторону улицы — там поджидала их карета с гербом. Граф подсадил Петрину и поднялся следом за ней; лакей захлопнул за ними дверцу, и влюбленные снова оказались в объятиях друг друга. Петрина склонила голову к плечу графа, вздохнула блаженно и сказала:

— Расскажи, как все было.

— Я приехал в «Плюмаж». Один из моих грумов вел в поводу запасную лошадь, другой правил коляской, которой ты завладела таким странным для великосветской дамы образом.

— Владелец был очень возмущен?

— Когда я подъехал к гостинице — между прочим, вся дорога заняла три четверти часа — и вошел в холл, я увидел перед собой небольшую группу людей, которые что-то громко обсуждали. Заметив меня, они замолчали. Я спросил: «Никто из вас не потерял коляску и двух лошадей?» На мгновение все удивленно замолчали, а потом пожилой джентльмен, по виду деревенский помещик, выступил вперед и произнес: «У меня стащили экипаж, сэр!» — «Тогда я имею удовольствие вернуть его вам, — сказал я. — Я обнаружил его у дороги. Рядом никого не было, и лошади мирно щипали травку на обочине».