Рексанна Бекнел - Валлийская колдунья Страница 38

Эти несколько слов, этот пронзительный взгляд погубили ее. Она представила, как, должно быть, сейчас выглядит: со спутанными распущенными волосами, без башмаков, потерянных в грязи, в простом льняном платье, промокшем насквозь, — в полном беспорядке. И все же под мокрым платьем безошибочно угадывалась полностью созревшая фигура. Казалось, только это он и замечал. У нее перехватило в горле, и она судорожно проглотила слюну.

— Это неприлично, — удалось ей прошептать. Она попробовала отстраниться, но хватка у него была железная.

— Какие уж там приличия, — согласился он. — Но, боюсь, что это неизбежно. — Он притянул Уинн к себе и дотронулся рукой до ее лица. Его ладонь соскользнула вниз по всей длине мокрых и спутанных волос, по руке и наконец замерла на талии. — То, что я хочу сделать с тобой, далеко от приличий.

Тут он нахмурился и глубоко вздохнул. Уинн, продрогшей от холодного дождя и ледяной ярости, вдруг стало непривычно тепло. Хотя она представляла, что происходит, когда соединяются мужчина и женщина, ей было невдомек, о каком таком желании рассказывают женщины, тихо посмеиваясь. Она только помнила крики сестры, полные боли и ужаса. А более того ей было не понять.

Но благодаря этому человеку она поняла.

Нет, не то чтобы поняла. Ей никогда не понять, почему он вызывает в ней такие чувства. Она только знала, что ему это удается. Не думая, она шагнула ближе, прямо в его объятия. От него веяло еще большим теплом, чем от нее. Она подняла лицо навстречу поцелую, который, как она знала, должен был последовать. Сделала это вопреки здравому смыслу, подсказывавшему, что так поступать нельзя.

Но Клив не поцеловал ее. Он только еще крепче сжал объятия, спрятав ее голову у себя под подбородком. Они так постояли с минуту, пока ливень без устали колотил по соломенной крыше. В нескольких переполненных загонах животные то и дело беспокойно шевелились, но внутри конюшни было тихо, тепло и сухо. Даже самая яростная буря сюда не проникала. Крепкие стены оставляли ненастье вдалеке, а сильные руки Клива защищали Уинн от реальности.

Она сильнее прильнула к нему, не желая ни о чем думать.

— Ах, женщина, как было бы легко мне забыться с тобой, — тихо пробормотал он ей в ухо.

Вместо ответа она еще раз подняла к нему лицо. Но когда встретилась с ним взглядом, поняла, что он не поцелует ее. Только не в этот раз. Со стоном он загасил жаркое пламя, горевшее в глазах, и осторожно отступил на шаг назад, но не выпустил ее из рук.

— Как бы мне ни хотелось забыться с тобой здесь и сейчас, вкусив твоей сладости, я дал слово Дрюсу.

Увидев шок на ее лице, который затем сменился выражением униженности, он печально улыбнулся.

— Сначала мы должны поговорить, Уинн. Поговорить и решить это дело раз и навсегда. А потом… ну а потом — посмотрим.

Глава 12

— Сядь вон там.

Уинн послушалась Клива только потому, что не знала, что делать. Весь день ее бросало от одной крайности к другой. От одного буйного чувства к другому. И теперь, глубокой ночью, во время сильнейшей бури, она оказалась в конюшне наедине с человеком, к которому ее необъяснимо притягивало, но который упрямо желал только поговорить с ней.

Она услышала резкие щелчки кремния о сталь, пока он разжигал фонарь, висевший на колышке возле двери. Когда наконец это ему удалось, все помещение с низким потолком заполнилось тусклым желтым светом.

Уинн удрученно села и уставилась на мокрую ткань, ясно очертившую изгибы ее тела. Ни одна деревенская шлюха не выглядела так бесстыдно соблазнительно, как выглядела в эту минуту она. Любая приличная женщина безмерно обрадовалась бы, что мужчина, оказавшийся рядом с ней, не собирается тут же воспользоваться ее слабостью — тем более учитывая, какую прыть она проявила. Тем не менее она… она не могла отрицать, что была разочарована.

Божья матерь, что же в ней такого дурного? Хотя разумно было бы обрадоваться, что Клив отстранился, ее тело ныло от желания. Это было похоже на отчаянный голод, не обратить внимания на который Уинн не могла.

Она взглянула на Клива и увидела, как напряжено его лицо. Он тоже промок, рубаха облепила его широкие плечи и мускулистый торс. Он откинул длинные волосы со лба и стер с лица капли дождя. Но его глаза, обращенные к ней, горели, и она знала, что вовсе не дождь отвлек его, а она сама. Эта догадка принесла ей скупую радость.

Он прошелся по центральному узкому проходу конюшни и повернул назад. Рассеянно выругавшись, он наконец остановился прямо перед ней.

— Дело в том, Уинн, что, несмотря на все твои возражения, сэр Уильям имеет право знать, кто его сын… его ребенок, — исправился он. — Это право защищено законом…

— Каким законом? — решительно спросила она, скрывая пылкую страсть за более безопасным чувством злобы. — Английским или валлийским?

— И тем и другим, черт возьми. И помимо законов человеческих есть еще закон Божий. Или ты предпочитаешь и его отрицать?

— Когда Господь говорил, что насильник имеет права на свое дитя? Где?

— Проклятье, Уинн! Ты все усложняешь гораздо больше, чем есть на самом деле, — пробормотал Клив, проводя обеими руками по своим мокрым волосам. Потом он направил на нее пронзительный взгляд. — Что гласит четвертая заповедь? Почитай отца твоего и матерь твою. Но ты все равно готова лишить этого ребенка возможности почитать своего отца.

— А ты намеренно толкуешь заповеди в их самом узком смысле, — возразила она. — Я воспитала этих детей в почитании и уважении тех, кто заботится о них. Так, как этого требует Бог.

Клив нахмурился.

— Не в этом суть. Каждый ребенок должен знать, кто его родители, особенно если они не против. А лорд Сомервилл даже горит желанием.

Уинн вздохнула и на секунду прикрыла глаза, чтобы справиться с охватившей ее нестерпимой болью.

— Возможно, он и горит желанием, а вот я — нет, — наконец едва слышно ответила она.

Наступила тишина, нарушаемая только завыванием ветра и далекими раскатами грома. Уинн беспокойно наблюдала за ним, ожидая вспышки гнева. К ее удивлению, однако, он снял с перегородки треногую табуреточку и поставил на утоптанный земляной пол прямо против девушки. Она испуганно отпрянула, когда он опустился на табуретку и зажал ее руки в своих ладонях.

— Послушайменя, Уинн. Просто послушай. Ты уже не сможешь ничего изменить. Этот ребенок поедет со мной. Гуинедд знает, что так должно быть, и никуда от этого не деться. Дрюс тоже знает. А теперь, из-за собственного безрассудства, ты заставила детей сомневаться в твоих доводах. Расскажи-ка мне, как прошла ваша беседа?

Уинн с усилием проглотила комок в горле, глядя куда-то поверх его левого плеча. Пускай она не могла избежать этого неприятного разговора, но ей совсем не обязательно смотреть в эти слишком проницательные глаза.