Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда Страница 39

Предполагалось, что этого самого епископа я должна была развлекать во время торжества, которое Уриен устраивал в честь нашего отъезда. Никакого удовольствия я в этом не находила, но, поскольку рядом с Уриеном не было королевы-жены, считала себя обязанной выполнять роль хозяйки.

Йоркский епископ оказался более воспитанным, чем тот, в Карлайле, но, будучи уверенным в своей необыкновенной святости, держался невероятно чопорно. Вечером за ужином он говорил только с Артуром, делая вид, что меня просто не существует, и это меня ужасно бесило.

– Самое мудрое, что мог сделать король франков, – это обратиться в католики, – объявил священнослужитель. – Лучше всего устранять разногласия между людьми, объединяя их общей верой.

Я улыбнулась про себя, отметив, что именно это мы и сделали, организовав Братство Круглого Стола.

– Пользуясь поддержкой церкви, Кловис приобрел в сохранившихся частях империи огромное уважение, – продолжал епископ, хитро поглядывая на Артура. – Его признал даже император Константинополя.

Паломид поперхнулся и поспешно поставил на стол свой бокал. Без сомнения, он вспомнил, что Анастасий отказался его принять из-за того, что Артур не был христианином.

– А я считала, что франкские короли – языческие шаманы… – Я лихорадочно перебирала в уме все, что знала о варварских правителях по ту сторону Канала.[12] —…всю их жизнь определяют священные обряды, и они отпускают волосы до пят, потому что, осмелившись их остричь, они лишаются расположения Богини.

– Речь идет не о древних языческих верованиях, – терпеливо ответил священник. – Как бы они ни поступали раньше, теперь это все в прошлом. Я встречался с Кловисом и нашел его и его жену образцовыми христианами. – Он помолчал и с особым смыслом посмотрел на меня. – Это Клотильда показала ему путь к истинной вере, после того как они поженились. Поразительно, какое воздействие может оказать на мужа праведная женщина.

Я подавила готовое уже сорваться с языка резкое замечание и смотрела на жидкость в бокале до тех пор, пока слова не растворились во мне. Медленно, но верно я училась следить за своей речью.

– В каком-то смысле у вас есть много общего, – продолжал епископ, ни на секунду не забывая демонстрировать свое уважение к Артуру. – Вы оба стараетесь из разрозненных частей создать единую страну, связать их силой собственной личности. И оба унаследовали от римской империи культуру и традиции. Конечно, он не философ, как Теодорик, и законы его мало интересуют, но попомните мои слова, его имя войдет в историю.

Я фыркнула и пропустила мимо ушей слова епископа, посчитав, что они рассчитаны лишь на то, чтобы убедить нас в его точке зрения. Насколько я помнила, Кловис был не лучше бандита-головореза, предатель, как Агамемнон или Цезарь, не гнушающийся никем и ничем, чтобы добиться своих целей.

В остальном празднество прошло хорошо. Но на следующий день перед самым нашим отъездом в Лондон Уриен изъявил желание поговорить со мной наедине. Пока мы шли по террасе, с которой открывался вид на замечательный древний город, я исподтишка поглядывала на него: уж не о фее ли Моргане он мне хочет что-то сообщить.

– Речь идет о моем сыне, – неловко начал Уриен.

– Об Увейне? – Я присела на мраморную скамью. – Вы что-нибудь слышали о нем?

– Нет, – его голос звучал хрипло и твердо, но сам он, явно почувствовав слабость, тоже опустился на скамью. – Я думал, вы что-нибудь знаете. Поневоле испытываешь горечь, миледи, когда твой единственный сын наказан за то, чего он не совершал.

– Понимаю, понимаю… – тихо произнесла я, размышляя, как бы дать ему понять, что и я тоже считаю действия Артура несправедливыми. Не существовало доказательств, что Увейн был замешан в заговоре Морганы, собиравшейся захватить трон, но Артур все же решил удалить мальчика от двора просто потому, что он был ее сыном.

– Когда мужчина стареет, – признание давалось ему нелегко, – ему хочется, чтобы молодое поколение было подле него. Если бы Увейн жил здесь, он мог бы распоряжаться в Йорке, а я на севере. А так я даже не знаю, где он находится…

– Я сообщу вам, если что-нибудь узнаю, – заверила я старика, а про себя отметила, что при удобном случае нужно поговорить с Артуром.

Уриен молча кивнул, и я в свою очередь задала интересующий меня вопрос:

– Что-нибудь слышно о верховной жрице?

На секунду старый воин распрямился, в глазах замерцал решительный огонь. Он сжал челюсти, а рука машинально потянулась к рукоятке меча.

– Верховная жрица остается в святилище у Черного озера, миледи. Ей запрещено пребывание на всей остальной территории Регеда, она не обращалась за разрешением о выезде, и я никогда не пошел бы ей навстречу. Но, если возникнут какие-либо изменения, я вам тут же сообщу.

Он поднялся со скамьи и, отвесив мне учтивый поклон, удалился. Глядя ему вслед, я раздумывала, сколько времени Моргана еще захочет сидеть в святилище, тем более теперь, когда она заманила в свою берлогу Агравейна.

Как только мы прибыли в императорский дворец в Лондоне, Артур начал готовиться к путешествию в Париж, к королю франков.

– Ну кто из нас безрассудный кельт? – напустилась я на мужа, когда он сообщил мне об этом. – Эти люди ведь дикари. А что, если они захотят попросить за тебя выкуп или просто убьют?

– Гвен, у меня никогда больше не будет другого такого шанса. – Артур заговорил в манере «я ведь с тобой так терпелив», которую всегда использовал, когда я задавала слишком поспешные вопросы. – Борс все устроил, используя свои связи в Бретани. Там поклялись, что обеспечат мой беспрепятственный проезд. И пока здесь, в Британии, все спокойно, самое время нанести визит.

– А если утонет корабль? – обуреваемая страхом, я вскочила и бросилась к нему через комнату. – Канал такой переменчивый. Отплываешь в штиль, но не успеешь его пересечь, как налетает шторм… Что, если ты пойдешь на дно?

Тогда ты станешь Гвиневерой Первой, королевой Логриса.[13] Не знаю, выберут ли тебя подвластные короли на мое место, но они и не на такое способны, – подшучивал надо мной муж, а сам старательно заворачивал Эскалибур в чехол из бобровой шкуры. – Не бойся, дорогая, я попадал в худшие переделки на родной земле – сейчас со мной ничего не случится. Кроме того, я беру с собой Гавейна в качестве телохранителя и своего очевидного наследника. Ему будет полезно познакомиться с людьми на континенте.

И вот я оказалась на пристани у Лондонского моста и махала им платком, желая самого наилучшего. Рядом со мной стоял Бедивер, он усмехнулся, когда корабль, поравнявшись с сигнальной башней, скрылся за поворотом: