Вера Крыжановская - Царица Хатасу Страница 39

Саргон окаменел, слушая ее. Шатаясь, он сделал шаг назад, и хриплый крик вырвался из его груди.

— Изменница! — прошипел он неузнаваемым голосом, с глазами, налитыми кровью. — Всего несколько часов тому назад ты клялась перед богами быть мне верной, а теперь позоришь мою честь? Так умри же!

В его руке сверкнул нож и вонзился в грудь Нейты. Девушка страшно вскрикнула. Вытянув вперед руки, обливаясь кровью, она упала на колени и затем вытянулась на полу без движения.

Опомнившись, Саргон выронил кинжал и в ужасе отступил назад.

— Что я наделал? Я убил ее, — пробормотал он, проводя рукой по лбу, покрытому холодным потом. — О, Нейта! И зачем только моя рука должна была поразить тебя?

Не в состоянии думать и не в силах позвать кого — нибудь, он в изнеможении опустился на стул.

Саргон так ослабел, что не слышал ни приближавшихся быстрых шагов, ни двойного крика, послышавшегося почти сразу. На пороге комнаты стояли Мэна и Кениамун, в ужасе глядя на новобрачную, без движения лежавшую в луже крови. Они оба задержались из — за какого — то служебного дела к Пагиру. И уже шли за оружием и плащами, когда вдруг услышали крик Нейты.

Придя в себя от страха, оба бросились к ней. Они подняли ее и стали осматривать, стараясь узнать, жива ли она.

— Она еще дышит! — воскликнул Кениамун, срывая с себя шарф, чтобы перевязать рану.

— Надо позвать Сатати. Она должна быть еще здесь, так как хотела прийти проститься с Нейтой, — кричал Мэна. — Живо, пусть кто — нибудь бежит за благородной женой Пагира! — приказал он, заметив в дверях испуганную толпу рабов.

Почти в ту же минуту его взгляд упал на Саргона, все еще сидевшего в полном оцепенении. Тотчас лицо его исказилось яростью и скотским самодовольством.

— А! Вот ты где, презренный убийца! — закричал он, бросаясь к Саргону и сильно встряхивая его. Это неожиданное нападение, казалось, пробудило принца.

— Она мне изменила, и я убил ее! — отбивался он, стараясь оттолкнуть Мэну.

Но тот, будучи гораздо сильнее, удержал его.

— Сам ты изменник! Неужели ты думаешь, что тебе позволили жениться на благородной египтянке для того, чтобы ты сначала оклеветал ее, а потом зарезал? Ты ответишь перед царицей за это преступление. Вот, что бывает, когда из раба делают вельможу. Эй, вы, принесите веревки. Надо позаботиться, чтобы этот шакал не убежал, пока царица не решит его участь.

Пока связывали Саргона, в комнату влетела бледная и дрожащая Сатати. Следом за ней появился Пагир, на его глупом лице был написан почти комический испуг.

— Оставьте его на свободе, он не убежит, — сказала Сатати, видя оскорбительное обращение с принцем.

— Займись — ка ты раненой, я же отвечаю за свои поступки, — грубо сказал Мэна. — Не думаешь ли ты, что я буду спокойно смотреть, как убивают мою сестру, и стану отвешивать поклоны этой гадине?

Саргона потащили в дальнюю комнату и бросили там на какой — то тюк. Рабам было приказано сторожить его.

Кениамун и Пагир отнесли Нейту в брачную комнату и положили на кровать. Здесь ее раздели и, в ожидании врача, приложили к ране холодный компресс.

— Дорогой Кениамун! — сказала мертвенно — бледная Сатати, дрожащими руками помогавшая служанкам снимать с Нейты ожерелье и тяжелые кольца. — Умоляю тебя, беги скорей за врачом, а потом спеши во дворец и постарайся увидеть Сэмну. Узнав от тебя, что здесь случилось, он доложит царице. Необходимо, чтобы ее величество как можно раньше узнала это.

— Бегу! — ответил молодой человек, устремляясь вон из комнаты.

Глава Х. Царица и мать

Когда Кениамун попал в царский дворец, там все было в движении. Громадное здание жужжало, как улей. Во дворец прибывали все новые советники и сановники. Никто не хотел дожидаться утра, и все спешили принести свои соболезнования и поздравления единственному теперь лицу, держащему скипетр и раздающему милость. Каждый стремился доказать свою преданность.

В эту ночь Фивы не спали. Народ толпами ходил по улицам, осаждая входы дворца. Со всех сторон неслись протяжные, пронзительные крики, полные отчаяния: так выражали египтяне свою печаль. Но беспорядков нигде не было видно. Всюду ходили отряды воинов и охранников и поддерживали порядок.

Кениамуну с трудом удалось пробраться в царские покои. Они, как и все остальные помещения, были переполнены народом. Дежурный придворный объявил ему, что в данную минуту никак нельзя видеть Сэмну, но он доложит, как только у царицы закончится аудиенция депутации жрецов главных храмов.

У Хатасу не было еще ни минуты покоя: возвратясь с брачного пира, она застала Тутмеса II в агонии. Даже не снимая украшений, она ухаживала за умирающим и поддерживала его. Когда фараон скончался, она хладнокровно, ничего не пропуская, занялась всеми обрядами, которых требовали обычаи и этикет. Хатасу молилась и причитала, опустив волосы на лицо и посыпав голову пеплом, восхваляя добродетели покойного супруга.

Выполнив этот долг, она приказала позвать Сэмну и других советников и продиктовала приказы и распоряжения, не оставлявшие ни малейшего сомнения в ее ясном и спокойном уме, и в железной энергии, с которой она держала в своих руках все бразды правления государством. Удивленные и покоренные сановники удалились. Даже ее противники, бывшие на стороне молодого Тутмеса, сознавали, что не легко сбросить иго этой женской руки и теперь они имеют дело не с молодой девушкой, которая, в отчаянии от смерти обожаемого отца, позволила себя победить, выдать замуж и лишить главенствующего места.

Едва она распустила свой совет и хотела немного отдохнуть, как ей доложили, что депутация главнейших жрецов прибыла во дворец и просит аудиенции. При этом известии царица выпрямилась, как горячий скакун, почувствовавший шпоры. Уже явились ее враги, с какой целью? Во всяком случае, теперь они не застигнут ее врасплох, как тогда… Целая буря ненависти поднялась в ее груди при воспоминании о поражении и о браке с тем, кто только что скончался. Но ни одно из этих чувств не прорвалось наружу. С обыкновенным своим спокойствием она велела провести жрецов в один из приемных залов. А также предупредила Сэмну и некоторых советников, чтобы они были готовы сопровождать ее. Хнумготену было приказано, чтобы он с избранными воинами занял входы в зал. Важные, бесстрастные и величественные жрецы выстроились в указанном зале. Здесь были известные и уважаемые всеми верховный жрец Амона и Рансенеб. Лица всех были серьезны, а глаза устремлены на вход, откуда должна была появиться царица.

Скоро два военачальника подняли тяжелую драпировку и в зал вошла Хатасу в сопровождении своих советников. Быстрыми и твердыми шагами она направилась к трону, стоявшему на пьедестале в несколько ступеней. Здесь она остановилась, опершись на подлокотник трона рукой. При виде ее жрецы простерлись, испустив протяжный стон. Царица поклонилась, подняв обе руки в знак печали. Но тотчас же выпрямилась и окинула депутацию сверкающим взором.