Элизабет Адлер - Удача – это женщина Страница 39

Глава 10

Фрэнси стала поправляться, ее щеки вновь окрасились нежным румянцем, она чуточку пополнела и с каждым днем становилась все крепче. Сиделки улыбались, глядя, с каким нетерпением она ожидает очередного визита молодого человека. Их также умиляла нежность, с какой она держала его за руку. О, его рука стала ее Ариадниной нитью, которая вывела Фрэнси из царства мертвых, когда все, даже доктора, прекратили бороться за ее жизнь. «Молодой человек оказался прав, – шептались сиделки. – С помощью любви, данной нам Господом, он совершил чудо».

Джош приходил каждый день. Иногда, получив жалованье, он приносил ей подарок – букетик фиалок, аппетитный персик, выращенный в теплице, или плитку нежного молочного шоколада.

– Ты не должен тратиться на меня, – не одобряла Фрэнси его расходов, – деньги нужны тебе самому.

Но он лишь улыбался своей прекрасной улыбкой ангела, подносил ее ладонь к губам и целовал.

Этот невиннейший поцелуй вызывал у Фрэнси целую бурю эмоций. После смерти матери никто больше не целовал ее, и она позабыла те чувства, которые испытывала, когда была любима и любила сама. Теперь же ей опять хотелось широко раскинуть руки и крепко обнять Джоша, как она когда-то обнимала Принцессу. Ей хотелось гладить его по лицу точно так же, как она на ранчо гладила морду каштановой кобылки Блейз, – ведь только к этим двум существам, не считая матери, Фрэнси была привязана в своей абсолютно лишенной чьей бы то ни было нежности и заботы жизни.

Но стоило Джошу уйти, как на ее лбу появлялась морщинка озабоченности, – сестры сообщили ей, что через недельку она уже настолько оправится, что сможет покинуть монастырь. Но куда же ей идти? Что делать дальше? У нее не было ни дома, ни денег, а единственный близкий ей человек, Джош; она знала это, сам едва сводил концы с концами.

На следующий день, когда они медленно прогуливались по монастырскому двору, она решительно заявила Джошу, что ей нужно найти работу.

Он покачал головой:

– Такие женщины, как ты, не работают, Фрэнси. Они рождены не для этого. – Джош даже улыбнулся при мысли о том, что Фрэнси станет трудиться, словно какая-нибудь прачка. – Готов спорить, что ты в жизни и яйца не сварила.

– Я могу научиться, разве нет? – храбро сопротивлялась Фрэнси. – Я могу стать прислугой на кухне, могу научиться готовить, накрывать на стол… да все что угодно.

– Но только не здесь, не в Сан-Франциско. Никто не примет на работу дочь Гормена Хэррисона.

– Я могу выучиться и работать сиделкой, как сестры в приюте…

– Тогда я больше тебя не увижу, Фрэнси.

– В конце концов, я умею шить и вышивать, по крайней мере, я занималась этим всю мою жизнь.

– Моя жена никогда не будет белошвейкой, – внезапно выпалил Джош.

Сердце Фрэнси на мгновение замерло, а потом застучало с бешеной силой. Она остановилась и вопросительно посмотрела на него.

– Твоя жена? – Она была уверена, что ослышалась.

– Ага, девушка, именно так я и сказал.

Фрэнси напряглась, но смогла произнести спокойно и с достоинством:

– Ты не должен чувствовать никаких обязательств по отношению ко мне. Я и сама как-нибудь проживу.

Джош притянул девушку за плечи и пристально посмотрел ей прямо в глаза:

– Но я никогда никого не любил до тебя, Фрэнси. Я хочу заботиться о тебе и сделать тебя счастливой.

И тут словно теплая волна нахлынула на нее. Она почувствовала себя снова маленькой девочкой, которая на ранчо дразнила гусей и носилась по траве босиком. Любовь к Джошу заставляла ее сердце петь и трепетать одновременно. А когда он нагнулся и нежно поцеловал ее в губы, больше всего ей хотелось, чтобы поцелуй длился вечно.

Когда через неделю Джош пришел, чтобы забрать Фрэнси из приюта, она встретила его одетая в коричневое шерстяное платье и грубошерстную куртку, которые ей выдали из благотворительного фонда монастыря. В руке она держала узелок со сменой белья, полученного из того же фонда. Единственная вещь, которая принадлежала ей по праву владения, была пара ботинок. На голову Фрэнси повязала простой шерстяной платок, и Джош сказал ей, что она выглядит точь-в-точь как подсобная работница на мельнице в Йоркшире.

Настоятельница благословила их и вложила в ладонь Фрэнси кошелечек из мягкой кожи, в котором было несколько долларов.

– Примите, дети мои, этот кошелек вместе с нашими благословениями, и пусть Господь направит вас и поможет вам в беде, – прошелестела монахиня на прощание.

Как только большие деревянные ворота монастыря закрылись за ее спиной, Фрэнси прикусила губу от унижения. У нее не было ничего своего, и даже одежда на ней была чужая. Ее переполнял справедливый гнев на отца и брата, и она, не сходя с места, дала себе слово сделать все, чтобы в один прекрасный день Хэррисоны ощутили себя униженными, подобно ей, впервые в жизни принявшей от людей милостыню. И еще она знала, что будет до смертного часа ненавидеть своего отца и сама память о нем станет ей ненавистна.

Заведение, в котором работал Джош, располагалось в четырехэтажном здании из кирпича и дерева, прямо у подножия Телеграфного холма. Салун был зажат между помпезным танцевальным залом «Венера» с левой стороны и знаменитым на весь город публичным домом «Голдраш» – с правой. Дела шли превосходно, поскольку пропустить стаканчик и перекусить заходили как любители танцев, направлявшиеся в «Венеру», так и клиенты шикарного борделя. А если принять во внимание еще и рабочих, трудившихся на продовольственном рынке за два квартала от заведения, то становится понятно, что хозяину Джоша не приходилось жаловаться на недостаток посетителей.

Фрэнси стояла на тротуаре и, улыбаясь, ждала, когда Джош расплатится с кучером кеба, на котором они приехали. Она вспоминала свои ночные прогулки и то, как с завистью принюхивалась и прислушивалась к звукам, доносившимся отсюда. Сейчас ей предстояло узнать, что представляет собой подобного рода заведение на самом деле. Джош снял ей комнату рядом со своей собственной и даже заплатил за нее. Она собиралась вернуть ему деньги, ведь было же у нее несколько долларов, подаренных настоятельницей, а потом она хотела все же найти себе работу – ведь что бы ни говорил Джош, нельзя постоянно рассчитывать на чью-то благотворительность.

– Так, значит, вы и есть Фрэнси Хэррисон?

Она в удивлении оглянулась и увидела темноволосого плотного парня, прислонившегося к двери. На нем был потертый твидовый пиджак, на шее болтался коричневый плотный шарф, а голову украшала кепка в клеточку, которую он даже не попытался приподнять. Фрэнси застенчиво улыбнулась и в свою очередь поинтересовалась: