Томас Шерри - Ночные откровения Страница 39

Фредерик никогда не мог рисовать ни в чьем присутствии — кроме нее. С незапамятных времен Анжелика находилась рядом, как правило, поглощенная изучением лежащего на коленях очередного толстого тома. Время от времени она зачитывала выдержки из книги: к примеру, научное обоснование быстрого потемнения картин при использовании свинцового сахара[38], пикантный сонет Микеланджело, посвященный некоему прекрасному юноше, или отзыв о пресловутом «Салоне отверженных»[39].

Так что рисовать вблизи подруги детства было не таким уж необычным делом.

Если бы не ее нагота.

Анжелика устроилась на установленном посреди студии ложе спиной к мольберту и, подперев рукой голову, читала «Сокровища искусства Великобритании».

Волосы женщины — грива темно-русых с медовыми отблесками локонов — были распущены. Кожа сияла, словно подсвеченная изнутри. Плавные линии ягодиц заставляли мужчину стискивать карандаш. Помимо того, в зеркале, намеренно помещенном Анжеликой напротив кровати, он видел отражение груди и затененного треугольника между бедер.

Фредерику приходилось каждую минуту напоминать себе, что цель художника — искусство и воспевание красоты. Привлекательное женское тело — такая же часть природы, как гладкость березовой коры или солнечная зыбь летнего пруда. Он не должен воспринимать это иначе, чем очертания, цвет и светотень.

Но мужчине ничего так не хотелось, как, отложив карандаш, приблизиться к этому волшебному сочетанию очертаний, цвета и светотени и…

Вместо этого живописец зарылся в свой этюдник — не помогло. Он уже сделал несколько зарисовок: общий набросок композиции, эскиз женского профиля и волос, изображение торса и отражения в зеркале.

— Знаешь, Фредди, — заговорила Анжелика, — до возвращения в Англию я полагала, что неудачный роман с леди Тремейн превратит тебя в надутого буку. Но ты совсем не изменился.

Затрагивать щекотливые темы было как раз в ее духе. Фредерик посмотрел на пустой холст.

— Прошло много времени — целых четыре года.

— И ты излечился от нее?

— Это не было болезнью.

— Ну тогда от потери?

— На самом деле, маркиза никогда не была моей, — потянулся Фредди за острее заточенным карандашом. — Кажется, я с самого начала понимал, что нам недолго быть вместе.

С леди Тремейн он был невероятно счастлив, но в этом счастье всегда была доля тревожного ожидания. Когда та воссоединилась с мужем, Фредди был расстроен, но не убит горем — это была не измена, а просто окончание чудесного периода его жизни.

Он открыл новую страницу альбома и нарисовал изящные женские лодыжки, желая, чтобы руки превратились в карандаши, и он мог, по мере обретения наброском формы, ощутить под ладонями прохладную нежную кожу.

Леди Тремейн как-то сказала, что Анжелика в него влюблена. Фредерик редко подвергал сомнению утверждения маркизы, но эти слова прозвучали, как раз когда та решила помириться с мужем и, без сомнения, хотела, чтобы и отвергнутый поклонник кем-то обзавелся.

Все равно кем.

Если Анжелика и была влюблена, она ни словом не обмолвилась об этом — а ведь никогда не скрытничала с другом детства. Даже если маркиза Тремейн на тот момент не ошибалась, прошло уже четыре года — слишком долгий срок, чтобы нежные чувства, да еще на расстоянии, оставались неизменными.

Фредди бросил взгляд на Анжелику. Склонив голову, подруга целиком погрузилась в чтение, даже делала какие-то пометки на полях. Какое же это соблазнение?

— По-моему, на сегодня достаточно, — закрыл он этюдник. — Я подожду снаружи.

* * *

Анжелика не стала бы уверять, что любила Фредди всю жизнь. «Всю жизнь» предполагает затерянные во мраке времен, смутно припоминаемые детские годы. Нет, эта любовь возникла гораздо позже, в четко известный день, когда ей было семнадцать, ему — восемнадцать.

Фредерик приехал домой после первого года обучения в колледже Крайст-Черч[40]. Анжелика, решившая осенью отправиться в Леди-Маргарет-Холл[41], примостилась на покрывале недалеко от рисующего на берегу реки Фредди, намереваясь забросать друга вопросами об Оксфорде, а заодно покритиковать его художества. Сама девушка не рисовала, но у нее был верный взгляд. К тому же, Анжелика страшно гордилась тем, что именно она еще четыре года назад объяснила начинающему художнику правила изображения светлых участков: использовать не чисто-белый цвет, а тот же оттенок, только светлее.

Поедая сочный, твердоватый персик, девушка бросала камушки в Стур — речушку не шире тазика — и попутно наставляла Фредди добавлять больше голубизны в зеленую краску, если он действительно хочет передать сочный оттенок летней листвы. Она так и не поняла, слышал ли рисовальщик ее советы, потому что тот ничего ответил, а просто потянулся за кистью со скошенным краем, зажав зубами закругленную кисточку.

Вот тогда-то и ударила молния. Анжелика воззрилась на повзрослевшего друга детских лет, словно никогда его не видела. Единственным желанием было превратиться в эту кисточку и почувствовать на себе его губы, зубы, язык…

В качестве подруги девушка уверенно командовала, не сомневаясь, что их дружба перенесет все изливаемые на Фредди советы и критические выпады. Однако в роли соблазнительницы Анжелика потерпела совершеннейший провал.

Фредерик не замечал новые платья и шляпки, купленные, чтобы обворожить его. Он не понимал, что старания Анжелики научить его танцевать предоставляли возможность поцеловаться с ней. А когда подруга без умолку рассказывала о каком-то другом мужчине в надежде вызвать у Фредди ревность, юноша только насмешливо поглядывал и вопрошал, не этого ли субъекта она раньше на дух не переносила.

Наверное, лучшим выходом было откровенно признаться в любви и причислить себя к претенденткам на его руку. Но чем больше попыток завоевать сердце Фредди терпели неудачу, тем трусливее становилась воздыхательница. И вот когда Анжелика совершенно уверилась, что он просто не способен питать романтические чувства к независимо мыслящей женщине, Фредди взял и увлекся блистательной и дерзкой маркизой Тремейн, которую не волновало ничье мнение, помимо собственного.

Когда леди Тремейн оставила Фредди ради собственного мужа, Анжелика наконец-то получила шанс. Брошенный был очень расстроен, уязвим и нуждался, чтобы кто-то занял в его жизни место маркизы. Но, придя к другу, Анжелика по глупости заявила «Я тебя предупреждала», после чего Фредди совершенно недвусмысленно потребовал оставить его в покое.

Женщина закончила одеваться. Художник ждал за дверью студии. За время их четырехлетней разлуки Фредерик утратил детскую пухлость, еще присутствовавшую в двадцать четыре года. И хотя Фредди никогда не обрести точеных черт старшего брата, Анжелика находила его очень привлекательным: мягкое лицо отражало мягкость характера. Даже будучи полнее, этот мужчина все равно казался ей невероятно милым.