Лори Коупленд - Достойный любви Страница 4

— А где она находится? Далеко? — Вильсон отпил глоток молока.

— Далеко, в Колорадо.

Вильсон поперхнулся, испуганно уставившись на сестру сквозь толстые стекла очков.

— А где это — Колорадо? Это очень далеко? — Он всегда был слаб в географии.

Мэгги кивнула. Она уже пыталась рассчитать по карте, сколько миль до Колорадо, но так и не смогла. Колорадо очень далеко от Англии. Так далеко, что и представить трудно! Но разве это главное? Мэгги выпрямила спину и приосанилась. Она уже все обдумала и приняла решение.

— Мы едем в Колорадо, пусть это будет хоть на краю земли! — тоном, не допускающим возражений, объявила она.

Что ж, решение, достойное похвалы, а если еще учесть, что предпринять столь отважный шаг дерзнула девушка, которой едва перевалило за семнадцать, то ее смелость не может не вызывать восхищения.

Вильсон вздохнул. Он был реалистом и не любил отвлеченных разговоров.

— Боюсь, что тетя Фионнула…

— Я понимаю, что с ее мнением нельзя не считаться: мы ей многим обязаны. Только она согласилась приютить нас, когда все остальные родственники от нас отвернулись.

— Однако она приютила нас не без собственной выгоды, — напомнил Вильсон.

Состояние погибших родителей Мэгги и Вильсона все до последнего цента осело в сундуках тети Фионнулы. Справедливости ради надо заметить, что воспитание двух несовершеннолетних детей обходится недешево. Однако тетя Фионнула и без того ни в чем не нуждалась. Ни для кого не было секретом, что ее покойный муж был вполне обеспеченным человеком.

Вильсон считал, что тетушка должна была сохранить имущество их родителей и вернуть его Мэгги, когда ей исполнится восемнадцать. Однако тетя Фионнула, судя по всему, не собиралась этого делать.

— Тем не менее, если бы не она, я не знаю, что бы с нами было. Ведь больше никто не согласился помочь нам, — возразила Мэгги.

Смерть родителей словно рассекла их жизнь на две половины: на «до» и «после». После — наступило жуткое время. Вслед за смертью родителей потянулась вереница мрачных дней: боль утраты усугублялась безразличием близких людей, одно разочарование сменялось другим. Если бы не Фионнула, то остались бы они одни-одинешеньки на всем белом свете.

— Да, крушение поезда для многих обернулось трагедией, — задумчиво произнес Вильсон.

Мэгги посмотрела на брата с укором: совсем еще мальчишка, а рассуждает, как убеленный сединами старец.

— Вильсон, где это ты набрался таких умных слов?

Она и впрямь не знала, откуда у него бралась эта не свойственная его летам зрелость в суждениях. Порой ей казалось, что он старше ее.

Вильсон пожал плечами:

— У меня способности к языку.

Усмехнувшись, она подошла к нему и взъерошила его густые жесткие космы цвета подсолнуха.

— Вот теперь появятся у нас деньги и мы очки тебе новые купим.

— Здорово! — Вильсон намазал кусок кукурузной лепешки персиковым вареньем.

— Может, мне теперь можно и щенка завести?

Тетушка Фионнула строго-настрого запретила заводить домашних животных. Она считала, что от них в доме только грязь и беспорядок.

— Конечно же, можешь заводить все, что твоей душе будет угодно.

Откусив кусочек лепешки с вареньем, Вильсон вдруг нахмурился:

— Будь я на твоем месте, я бы остерегся загадывать на будущее.

Ее брови удивленно взметнулись.

— Это еще почему?

— Сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудь увидим наш золотой прииск.

— Ну вот еще чего выдумал! Рудник наш! Смотри-ка! — Мэгги достала из кармана конверт и помахала им перед самым носом Вильсона.

— Тетя Фионнула — женщина, в общем-то, ничего, только, я думаю, в Колорадо она нас не отпустит. — Закончив длинную тираду, Вильсон с чувством исполненного долга отправил в рот очередной кусок кукурузной лепешки с вареньем.

— Чепуха! Как это она нас не отпустит?

— Спроси чего-нибудь полегче, — спокойно парировал Вильсон. — Я еще маленький, но кое-что соображаю. Чувствую, она что-нибудь придумает, чтобы помешать нам.

— С какой это стати она будет нам мешать! Ей, конечно, придется не по душе, что ее дочерей обошли в завещании, но мы-то здесь при чем? Может, тетушка Сисси переживала, что не взяла нас к себе, когда умер отец, поэтому и завещала нам все свое состояние. К тому же зачем ей было делать завещание на тетю Фионнулу, когда она и так богата? Да и какое там наследство — так, одно название: шахта да несколько сот фунтов стерлингов! — Мэгги замолчала на секунду, дожевывая мясо, и тут же продолжила: — Тетя Фионнула не может лишить нас законного права на получение наследства. Я скажу больше: она наоборот будет рада, что ей больше не нужно будет нести за нас ответственность.

— Вот уж не думаю, — не сдавался Вильсон.

— Караул, Вильсон! Какой ты зануда! — Он иногда доводил ее до белого каления своей рассудительностью.

— Ну, ладно-ладно! А кто убирать и готовить вместо тебя будет? Все ведь на тебе держится.

Это было чистой правдой, но Мэгги не хотела об этом думать.

— У нее есть Милдред и Гвендолин.

Вильсон насмешливо посмотрел на сестру.

— А я тебе еще раз говорю, что она обрадуется, когда узнает, что мы уезжаем, — настаивала Мэгги.

— Какая ты все-таки наивная! — заметил Вильсон.

На некоторое время за столом воцарилось молчание. Наконец Мэгги отложила вилку и подняла голову:

— Так ты предлагаешь ничего ей не говорить?

Просто исчезнуть из дома, не предупредив тетю, означало бы отплатить ей черной неблагодарностью за все, что она для них сделала. Да и возможные последствия такого поступка пугали Мэгги. Однако, с другой стороны, ничего не предпринимать самостоятельно, во всем положась на тетю, тоже довольно рискованно. Если тетя Фионнула, как прозрачно намекнул Вильсон, доберется до шахты раньше, чем Мэгги исполнится восемнадцать, то руднику можно сделать ручкой.

— Надо подумать.

— Ну хорошо… А что, если мы сделаем так: пока никому ничего не будем говорить и просто сбежим из дому, а, когда доберемся до Колорадо, я напишу тете письмо и все объясню. По крайней мере, это не так жестоко по отношению к ней, — предложила Мэгги.

— И нам спокойнее, — добавил Вильсон.

— Да, пожалуй, так мы и сделаем, — уверенно сказала Мэгги. — Я верю, что у нас все получится, Вильсон! Я верю в нас!

— Ну-ну! Ты всегда и во всех веришь!

У нее действительно был маленький изъян — непоколебимая вера в людей.

— Тебе сколько лет? — спросил ее брат.

— Можно подумать, что ты не знаешь. Ну, семнадцать. А что?

— А то, что до восемнадцати тебе остается три месяца и двадцать семь дней, если не ошибаюсь. Это-то и важно, потому что, когда тебе стукнет восемнадцать, тебя выведут за порог этого дома и иди хоть на все четыре стороны. Правильно? — напомнил ей Вильсон.