Нэн Райан - Легенда любви Страница 4

Элизабет промолчала. Она понимала, что янки насмехается над ней, и ей хотелось одного – чтобы этот чертов бородач оставил ее в покое. Она не желала снисходить до пререканий со шпионом. К тому же жестокость, с которой янки усмирил охранника, вселила в сердце Элизабет тревогу. При желании ему ничего бы не стоило одним движением руки расправиться и с ней.

Девушка стояла в треугольнике лунного света, терпеливо ожидая, когда же он снова зажжет свою сигару и тем самым выдаст свое местонахождение. Словно прочитав ее мысли, янки чиркнул спичкой и закурил. Огонек осветил самый темный угол камеры – на охапке соломы, повернувшись лицом к стене, лежал янки-шпион.

Элизабет прошла в противоположный угол, села и приготовилась ждать рассвета, напряженно прислушиваясь и ловя каждый шорох, который мог служить сигналом опасности. Минуты текли одна за другой, складываясь в часы. Ничто не нарушало гнетущей тишины камеры смертников, как вдруг из темноты послышался голос янки:

– Если вам понадобится помощь – рассчитывайте на меня, мисс.

Элизабет вздрогнула от неожиданности, но быстро справилась с испугом. Она презрительно усмехнулась и высокомерно процедила:

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. И менее всего в вашей, шпион.

Глава 3

Вскоре в тюрьме воцарилась глубокая ночная тишина, лишь рама маленького тюремного окошка изредка поскрипывала под порывами легкого ветерка. Окно светилось высоко под потолком, и прохладный сладкий воздух свободы почти не проникал в тесную камеру, где ожидала своего смертного часа несчастная Элизабет. В камере было жарко и душно. Элизабет лежала на сваленной на грязном полу соломе, закутав стройные ноги в свою широкую длинную юбку. Тесный атласный корсаж сжимал ее влажную спину, длинные золотисто-рыжие волосы прилипли к вискам и шее.

Лицо Элизабет блестело от пота, и она чувствовала, как он ручейком струится по ложбинке между грудей. Элизабет никак не удавалось устроиться поудобнее. Она тяжело вздохнула и, закинув руки за голову, подняла к макушке тяжелые пряди волос и зажала их в кулаке. Вскоре руки ее затекли и сами собой разжались, тяжелая огненно-рыжая копна волос упала на матовые плечи девушки. Элизабет пригорюнилась.

Однако мгновение спустя она уже удивлялась тому, что могла переживать из-за духоты и неудобств, когда всего через каких-нибудь несколько часов ее расстреляют.

Понимая, что в такие минуты глупо думать о чем-либо другом, кроме собственной смерти, Элизабет все же никак не могла отделаться от мыслей о ванне и мягкой постели. Она представляла себе просторную мраморную ванну, наполненную прохладной успокаивающей водой с благоухающей мыльной пеной. Она вспоминала свою постель с высокой периной, шелковыми белоснежными простынями и пуховыми подушками в кружевных наволочках. И конечно же, видела себя возлежащей после купания на этой столь желанной постели.

Утомленная длительным ожиданием в суде, измученная духотой и зловещей тишиной тюремной камеры, Элизабет решила думать только о хорошем – о роскоши, которой ей так недоставало, и о развлечениях, столь любимых ею. Погруженная в мысли о милом ее сердцу прошлом, в эту последнюю в своей жизни ночь Элизабет отказывалась думать о том ужасе, что ожидал ее на рассвете.

В памяти девушки всплывали самые счастливые моменты ее жизни и любимые лица дорогих ее сердцу людей. Эта захватывающая игра воображения унесла ее из душной тюрьмы Луизианы в далекий безоблачный мир.

Колокол пресвитерианской церкви Шривпорта пробил полночь, и Элизабет тотчас вернулась в реальный мир. «Как быстро летит время! Осталось всего несколько часов. Вот забрезжит рассвет, и тогда…» Элизабет подняла голову и поглядела в глубь камеры. Оранжевый огонек сигары no-прежнему горел в темноте. «Интересно, о чем он сейчас думает? Вспоминает ли он о тех счастливых днях, что провел с женой или возлюбленной? И самое главное – боится ли он смерти?»

Элизабет всегда отличалась любопытством. И сейчас ей нестерпимо хотелось узнать, о чем думает этот янки в свой предсмертный час. Как ни странно, но ей хотелось еще раз услышать его спокойный низкий голос. Что из того, что он враг?

Жизнь Элизабет неумолимо шла к концу – и она ничего не могла с этим поделать. По мере приближения рассвета страх смерти все возрастал, наполняя сознание мрачными мыслями. Янки был единственным, к кому она могла теперь обратиться.

Элизабет покашляла.

– Эй, шпион, вы… Вы боитесь смерти?

Немного помедлив, янки сказал:

– Нет, мисс. Не так чтобы очень… Меня волнует лишь то, что нашу участь будут решать далеко не лучшие стрелки армии, а молокососы.

Элизабет задели его слова.

– Если хотите знать, шпион, в осажденной Конфедерации остались только эти молодые солдаты! И не их вина, что они еще не научились хорошо стрелять.

– Ваша преданность своей родине достойна уважения, мисс. Однако нам от этого не будет легче.

Элизабет хотела было возразить своему врагу, но передумала. «Хочешь не хочешь, а в словах янки есть определенный смысл. Он прав. Зеленые рекруты наверняка никудышные стрелки».

Страх Элизабет становился все сильнее. Мысли о казни не покидали ее. Наконец она кое-что придумала.

– Эй, шпион, вы меня видите?

– А почему вы спрашиваете?

– Отвечайте – видите или нет?

– Нет, – ответил янки. Он не лгал, в тот момент его глаза и впрямь были закрыты. Однако, сказав это, он все-таки открыл глаза и улыбнулся. Силуэт девушки отчетливо вырисовывался в лунном свете.

Он видел все: как она ворочалась с боку на бок на каменном полу, не находя удобного положения, и как она теребила свои длинные густые волосы, и ее мечтательную улыбку, и то, как высоко вздымалась ее полная грудь. Все это время он не сводил с нее глаз.

– Прекрасно, – сказала Элизабет, быстро задрала свое голубое платье и принялась стягивать белое, отороченное кружевами белье.

Янки выпрямился, невольно нагнулся вперед и впился зубами в сигару, едва не перекусив ее пополам. Он никак не мог понять, что она намерена делать, но в любом случае не собирался отводить взгляд. Он внимательно следил за каждым движением Элизабет, в то время как она, вцепившись в подол нижней юбки обеими руками, рванула его изо всех сил.

Но ткань оказалась на удивление прочной. Янки так хотелось предложить девушке свою помощь, но он не осмеливался. С трудом переводя дыхание, он глядел на то, как Элизабет мало-помалу задирала упрямое платье все выше и выше.

Увидев ее стройные ноги и округлые бедра, прикрытые лишь шелковыми чулками и панталонами, янки в восхищении замер.

Захватив своими ровными жемчужными зубами край нижней юбки, она отчаянно пыталась разорвать ткань. Он ухмыльнулся, когда в конце концов ей это удалось. Элизабет оторвала длинную полоску ткани и перевела дыхание.