Анри де Ренье - Первая страсть Страница 4

Любовницы! Слово показалось ему слишком внушительным для определения мелких любовных приключений, выпадавших на его долю. Поэтому, чтобы придать им больше значения, он предпочитал соединять их в одно-единственное представление, делать из них, так сказать, одно тело, одно лицо, так чтобы отдельные индивидуальности не выделялись, но представлялись его уму, как нечто осязаемое и ощутимое, а не как пустая фантазия.

Дворцовые часы, пробившие половину одиннадцатого, вывели его из мечтаний. Нужно было подумать о возвращении на улицу Бо-з-Ар, где он жил. Завтрак был в половине первого, а г-н Моваль не любил, чтобы его заставляли ждать, так как к двум часам ему нужно было возвращаться в свою канцелярию. Андре жалел его за эту подчиненность, от которой г-н Моваль, однако, не страдал. Он был человеком точным, аккуратным и умеренным. Он даже не курил. В этом Андре завидовал ему. Сам он любил хорошие папиросы, но это подрывало тощий бюджет юноши. Бюджет этот являлся всегда одной из его забот. Как часто эта относительная бедность заставляла его пропускать много приятных увеселений и даже тех маленьких случайностей, которые в Париже, если отдаваться им как следует, требуют нескольких луидоров. Эта зависимость, в которой его держали и на которую он не смел жаловаться, ибо на этот счет он был горд, удалила его от друзей, которых он приобрел в коллеже. Многие из тех, которых он предпочитал, были богаты, а он не считал для себя возможным разделять с ними их развлечения, равняться с ними в удовольствиях, которым посвящали они свой первый пыл молодости. Поэтому он понемногу перестал ходить к ним и жил одиноко. К счастью для него, он любил чтение и прогулки. Все же ему хотелось бы быть немного побогаче. Ах! Синие бумажки не падали в его кошелек подобно золотым листьям на Люксембургской площадке! Он проворно поймал один из них на лету. Чей-то хохот заставил его повернуть голову.

— Браво, Моваль!

Антуан де Берсен вместе со своим ящиком с акварелью, положенным на перила террасы, и с большой вазой, около которой он расположился, представлял собой приятную романтическую виньетку. Его широкие брюки, суженные у щиколоток, свободный вестон с отложным воротником, большой галстук, фетровая шляпа с длинным ворсом придавали ему живописный вид. Антуан де Берсен носил усы и острую бородку. У него было цветущее, загорелое лицо с правильными чертами, крепкое тело и тонкие руки. На стуле, позади него, лежал аккуратно сложенный испанский плащ. Андре познакомился с ним в первый год изучения права в одной пивной Латинского квартала. Его друг, Эли Древе, представил их. Они встретились снова, и однажды Берсен попросил Андре позировать ему для головы в одной картине — Андре согласился. Благодаря этим сеансам они стали приятелями, хотя Берсен был много старше его: Антуану было двадцать семь лет. Но художник относился к Андре с дружеской сердечностью, чем Андре был очень тронут.

Антуан де Берсен протянул руку молодому человеку:

— Разве Древе не сказал тебе, что я в Париже? А ведь я поручил ему передать это тебе, но у него сейчас голова кругом идет. Я его недели две, по крайней мере, не видел. Он воображает, что основывает журнал. Он лучше бы полечился, на что он похож! Впрочем, ты знаешь, как я об этом думаю… Прежде всего здоровье, без которого не бывает ни труда, ни таланта, ни медалей! Ах! В этом отношении я принадлежу к школе госпожи Моваль, твоей матушки. Гений не должен простужаться. Само собой, все это я говорю для себя, а не для тебя, презренный юрист… Ну, не смотри на мою мазню, посмотри лучше сюда. Не правда ли, хорошо?

Кончиком своего карандаша Берсен указывал на старый дворец в итальянском вкусе, возвышавшийся над цветниками, над лужайками, над аллеями сада, обрамленного отлогими площадками. Бассейн простирал свое круглое жидкое зеркало. Вдали, под деревьями, одетыми в золотые листья, меж стволов белели статуи.

Быстрый карандаш художника набросал несколько линий на бумаге. Он продолжал:

— И к тому же этот сад полон женщин! Я наблюдаю за ними, когда работаю здесь. Это забавляет меня. Тут встречаются все категории. По утрам особенно это бывает смешно. Сюда приходят буржуазки, возвращающиеся от обедни или из магазинов, работницы, служанки, торговки, настоящие дамы, маленькие бульварные феи. Трем четвертям из них совершенно нечего делать в сих местах, как говорится в трагедиях. Я уверен, что они делают крюк, чтобы зайти сюда. Их привлекает сюда правильность, образцовый порядок этого места, его благоустроенный вид, его некоторая неизменность, потому что, видишь ли, они больше всего на свете любят то, от чего веет продолжительностью, постоянством. Принято говорить, что они ищут приключений, романтики, — как бы не так! Им нужна лишь уверенность в том, что завтра будет походить на сегодня. Поэтому-то они и любят деньги, так как при них непредвиденное сводится к минимуму. И от этого же происходит их наклонность к браку. В каждой женщине таится скрытая буржуазка. Правда, у них бывают минуты безумия. Они бросают свои чепцы через мельницы, но при этом не желают ничего лучшего, как стать самим мельничихами… У меня вот есть любовница, Алиса, девчонка лет двадцати. Семнадцати лет она бросила своих родных для того, чтобы пуститься во все тяжкие. Это скорей указывает на темперамент, не так ли? Один бог знает, где только она не путалась! И что же, едва только она водворилась у меня, как возымела только одну мысль — разыгрывать большую даму! Образцовая хозяйка, милый мой. Ты ее увидишь, когда придешь в мою мастерскую, так как мы живем вместе, с лета… Не хочешь ли пообедать с нами сегодня вечером?

Андре Моваль покачал головой.

— Невозможно, среда — это день дяди Гюбера.

Антуан де Берсен не настаивал. Он знал, что Андре Моваль — покорный сын. Приглашенный в прошлом году к родителям Андре, он угадал, с кем имеет дело, и явился к ним в корректном сюртуке. Он держал себя у них как молодой человек из хорошего общества, не как художник, а как сын провинциального дворянина, который, если и имеет в Париже мастерскую, все же владеет в своей провинции и усадебкой, и голубятней. Андре был ему благодарен за выказанный такт. Впрочем, Антуан очень понравился г-ну и г-же Моваль. Дядя Гюбер, присутствовавший на обеде, объявил, что молодой Берсен похож как две капли воды на убитого при Сольферино[5] некоего Монара, из 3-го стрелкового полка.

— Тогда приходи, когда захочешь, около пяти часов. Ты познакомишься с Алисой. Ну а у тебя есть кто-нибудь в настоящее время?

Берсен засмеялся:

— Нет… В таком случае обращаю твое внимание на Селину, натурщицу. Она находит тебя очень милым. К тому же ты нравишься женщинам, поросенок! Вот, полюбуйся собой.