Лиза Клейпас - Люби меня в полдень Страница 4

17 октября 1854 года

Помедлив, Беатрис потянулась, чтобы погладить оставшуюся переднюю лапку Лаки кончиком пальца.

— Как начала бы письмо Прю? — вслух поинтересовалась она. — Она назвала бы его любимым? Самым дорогим? — она сморщила нос от такой идеи.

Написание писем не являлось сильной стороной Беатрис. Хотя она принадлежала к очень общительной семье, но всегда считала инстинкт и реальные дела более весомыми, чем слова. Она гораздо больше узнавала о человеке во время короткой прогулки на открытом воздухе, чем сидя и разговаривая в течение многих часов.

После длительного раздумья о том, что можно написать совершенному незнакомцу, притворяясь при этом другим человеком, Беатрис сдалась:

— Чёрт возьми, я просто напишу так, как хочу. Он, наверное, будет слишком утомлённым после боя, чтобы заметить, что письмо не от Прю.

Лаки устроила свою мордочку на лапе и прикрыла глаза. Мурлычущий вздох вырвался из неё.

Беатрис начала писать.

Дорогой Кристофер,

Я читала о сражении возле Альмы. Согласно сообщению мистера Рассела из «Таймс», ваша и ещё две стрелковых бригады шли впереди Колдстримской гвардии и расстреляли несколько вражеских офицеров, приведя таким образом в беспорядок их колонны. Мистер Рассел отметил своё восхищение стрелками, которые, несмотря на свистящие над головами пули, не отступили.

Хотя я разделяю восхищение этого весьма уважаемого джентльмена, хочу дать совет, который, по моему мнению, не уменьшит вашу храбрость, когда в вашу голову стреляют. Возьмите пример с утки, которая идёт на уловку и отступает или прячется за камень при опасности. Обещаю, что не буду из-за этого думать о вас хуже!

Альберт всё ещё с вами? Всё так же кусается? По словам моей подруги Беатрис (это та, что принесла ежа на пикник), собака очень взбудоражена и напугана. Собаки в глубине души чувствуют себя волками и им необходим лидер, поэтому вы должны установить над ним главенство. Когда бы он ни попытался вас укусить, возьмите его морду в руку, слегка сожмите и строгим голосом скажите: «Нельзя».

Моя любимая песня «По холмам и долинам». Вчера в Гэмпшире шёл дождь — мягкий, осенний, почти совсем без ветра. Георгины уже облетели, и холод иссушил хризантемы, но восхитительные запахи опавших листьев, мокрой коры и спелых яблок остались. Вы замечали, что у каждого месяца в году есть свой запах? Для меня лучше всего пахнут октябрь и май.

Вы спрашивали, есть ли ещё на земле мирное место, и я с сожалением могу сказать, что это никак не Стоуни-Кросс. Недавно осёл мистера Модсли сбежал из своего стойла прямо на закрытое пастбище. Пострадала дорогая кобыла мистера Гарда, которая оказалась на пути коварного соблазнителя. Теперь, кажется, кобыла понесла, и между Гардом, требующим финансовой компенсации, и Модсли, настаивающим, что виной всему не сделанный вовремя ремонт заграждения, из-за которого произошла роковая встреча, бушует вражда. Ухудшает ситуацию то, что, предположительно, кобыла самым бесстыдным образом вертела задом и не проявила никакой сдержанности, чтобы сохранить своё достоинство.

Вы на самом деле думаете, что заработали место в аду? Я не верю в ад, по крайней мере, не в загробной жизни. Думаю, что ад создают люди прямо здесь, на земле.

Вы пишите, что джентльмен, которого я знала, изменился. Мне жаль, что я не могу сделать большего, чем только сказать, что как бы вы ни изменились, вас будут встречать с радостью, когда вы вернётесь. Делайте то, что должны. Если это вам поможет, то заприте свои чувства, закройте их. Может быть, мы когда-нибудь выпустим их наружу вместе.

С уважением,

Пруденс

P. S. Вчера ходили с Беатрис рисовать. Прилагаю зарисовку зайца-русака, добывающего себе еду в саду Рэмси-Хауса. К сожалению, объект не позировал, а удрал в заросли чертополоха. Совершенно понятно, что у этих ограниченных гэмпширских зверушек нет никакого уважения к изобразительному искусству.

Когда Беатрис закончила, она сложила листки бумаги и приложила эскиз кролика в саду.

Она никогда специально никого не обманывала. Она чувствовала бы себя гораздо комфортнее, отправляя письмо Фелану от своего имени. Но всё ещё помнила пренебрежительное замечание, которое он о ней когда-то сделал. Он не хотел письма от той «странной Беатрис Хатауэй». Он просил письмо от красавицы Пруденс Мерсер с золотистыми волосами. И разве письмо, написанное под ложным видом хуже, чем вообще ничего? Человек в ситуации Кристофера нуждался в любых словах поддержки.

Он должен был знать, что о нём кто-то думает.

И, исходя из некоторых причин, прочитав его письмо, Беатрис решила, что она на самом деле думала.

Глава 2

Харвест Мун[3] принёс сухую ясную погоду, а арендаторы и работники Рэмси пожинали самые богатые урожаи на их памяти. Как и все, Беатрис была занята сбором урожая и организацией праздника, который последовал за ним. На территории поместья был накрыт огромный стол на свежем воздухе и устроены танцы для более чем тысячи гостей — арендаторов, слуг и горожан.

К огорчению Беатрис, Одри Фелан не смогла посетить праздник — её мужа Джона преследовал сильный кашель. Она осталась дома, чтобы позаботиться о нём. «Доктор оставил нам лекарство, которое уже очень помогло Джону, — написала Одри, — но предупредил, что для полного выздоровления очень важен постоянный постельный режим».

В конце ноября Беатрис отправилась к дому Феланов, следуя по прямой тропинке через лес, заросший корявыми дубами и раскидистыми буками. Тёмные ветви деревьев, казалось, окунули в сахар. Как только солнце пробивалось сквозь облака, они ярко вспыхивали на морозе сверкающими и переливающимися блёстками. Беатрис подошвами крепких ботинок топала по замороженному месиву опавших листьев и мха.

Она подошла к дому Феланов, в прошлом — королевскому охотничьему домику: большому, увитому плющом зданию, расположенному посреди десяти акров леса. Выйдя на очаровательную мощёную дорожку, огибающую дом, она направилась к передней двери.

— Беатрис.

Услышав тихий голос, девушка повернулась и увидела Одри Фелан, одиноко сидящую на каменной скамье.

— О, привет, — бодрым тоном отозвалась Беатрис. — Я не видела тебя несколько дней и подумала, что… — её голос замер, когда она внимательней присмотрелась к подруге.

На Одри было серое дневное платье, сливающееся по цвету с лесом позади неё. Она сидела настолько неподвижно, что Беатрис сама её и не заметила бы.