Элизабет Вернер - Эгоист (дореволюционная орфография) Страница 4

— Къ сожалѣнію я совершенно не знакомъ съ вашей ро­диной, — началъ бесѣду Густавъ. — Я, неопытный европеецъ, словно съ неба свалился въ Новый свѣтъ и позволяю себѣ надѣяться на то, что вы любезно поможете мнѣ хотя бы нѣсколько оріентироваться въ этой новой для меня странѣ.

— Вы расчитываете на мою помощь? Мнѣ кажется, вы най­дете и лучшую, и болѣе вѣрную оріентировку у своего брата, чѣмъ я въ состояніи дать вамъ.

— Безъ сомнѣнія, если вопросъ будетъ касаться дѣловыхъ обстоятельствъ, но во всѣхъ прочихъ отношеніяхъ Францъ пред­ставляется мнѣ неприступнымъ человѣкомъ. А вѣдь есть и еще другія различныя условія, съ которыми я хотѣлъ бы мимоходомъ освоиться.

„Мамоходомъ“! Ну да, конечно, такъ же „мимоходомъ“ долженъ состояться и бракъ, союзъ на всю жизнь, который другимъ людямъ обычно представляется какъ нѣчто высшее и са­мое святое! „Неопытный европеецъ“ видимо вполнѣ раздѣлялъ точку зрѣнія своего американскаго брата и подобные вопросы признавалъ совершенно „побочными“ обстоятельствами.

— По всей вѣроятности васъ привели сюда исключительно дѣловыя обстоятельства? — не безъ ироніи спросила Джесси. — Насколько я знаю, вы предполагаете вступить въ нашу фирму?

— Совершенно вѣрно! Мой братъ поставилъ мнѣ это обя­зательнымъ условіемъ.

— Условіемъ? Развѣ вы не были вполнѣ независимы, мистеръ Зандовъ? Ахъ, да, я и забыла! По всей вѣроятности дѣло касается наслѣдства моего опекуна?

Этотъ уколъ былъ почувствованъ Густавомъ — это можно было замѣтить по внезапной вспышкѣ его темныхъ глазъ; однако онъ ничѣмъ не проявилъ этого, а спокойно и непринуж­денно отвѣтилъ:

— Совершенно вѣрно, дѣло идетъ о наслѣдствѣ. Я дѣйствительно рисковалъ бы имъ въ случаѣ отказа съ моей стороны. Мой братъ былъ бы въ состояніи отказать все свое имущество какому либо благотворительному учрежденію, если бы я не подчинился его волѣ.

Джесси не знала, изумляться ли ей или возмущаться той откровенности, съ которой этотъ человѣкъ признался ей, что прибылъ сюда исключительно ради денегъ. И это онъ говорилъ ей, дѣвушкѣ, рука и состояніе которой тоже были пред­назначены ему! Возмущеніе взяло верхъ въ Джесси, и она вос­кликнула:

— А до сихъ поръ я и не знала, что и въ Германіи люди такъ расчетливы!

— Да, слава Богу, наконецъ-то и мы стали практичны! — съ невозмутимостью замѣтилъ Густавъ. — Для этого понадоби­лось немало времени, но теперь мы дѣлаемъ большіе успѣхи въ этомъ. А вы, кажется, считаете это предосудительнымъ, миссъ Клиффордъ?

— Нѣтъ, но я знала съ совершенно другой стороны ту страну, къ которой принадлежала моя мать и которую она научила меня любить, какъ свое второе отечество.

— Конечно съ идеальной стороны. Не стану отрицать, что и эта сторона еще существуетъ. Но въ общемъ у насъ энер­гично кончаютъ съ идеалами. Осталось совсѣмъ немного лицъ, которыя еще продолжаютъ быть ихъ поклонниками.

— Вотъ именно поэтому-то эти немногіе и должны были бы крѣпче сплотиться вокругъ знамени, которому грозитъ опас­ность, и пожертвовать своею кровью и жизнью для спасенья его.

Эта фраза прозвучала нѣсколько своеобразно въ устахъ юной дѣвушки, но она очевидно была понята Густавомъ. Его глаза вновь вспыхнули, но на этотъ разъ нескрываемымъ удивленіемъ.

— Ахъ, какая любезность! Цитата изъ моей статьи! Зна­читъ, мои произведенія знакомы вамъ?

— Вѣдь вы сотрудничаете въ одной изъ крупнѣйшихъ газетъ, — холодно промолвила Джесси, — а ее всегда читали въ моемъ родномъ домѣ. Но вотъ именно потому, что я знала вашу статью, меня поражаетъ то обстоятельство, что вы такъ скоро и такъ окончательно могли освободиться отъ всѣхъ тѣхъ свя­зей, которыя имѣлись у васъ на родинѣ.

— Вы имѣете въ виду мой контрактъ съ газетой? — произнесъ Густавъ. — Да, правда, онъ доставилъ мнѣ немало затрудненій, но въ концѣ концовъ тамъ подчинились моему желанію. Бу­детъ ли однимъ журналистомъ въ Германіи больше или мень­ше — отнюдь не важно, и мое перо уже давно замѣщено другимъ — быть можетъ, лучшимъ.

Джесси сжала губы. Ее неописуемо раздражала эта намѣренная непонятливость ея гостя, а еще болѣе возмущало его непрестанно продолжавшееся наблюденіе за нею. Послѣднее, правда, не имѣло въ себѣ ничего навязчиваго и прикрывалось оживленной бесѣдой. Тѣмъ не менѣе у Джесси было такое ощущеніе, словно Густавъ Зандовъ буквально-таки изслѣдовалъ ея характеръ, и это, постепенно лишая ее сдержанности, при­вело къ возбужденности, обычно чуждой ей.

— А я, находясь на родинѣ, не предполагалъ, что имѣю по ту сторону океана такую внимательную читательницу! — про­должалъ Густавъ со свѣтской любезностью, — но такъ какъ на мою долю выпало столь лестное отличіе, то я желалъ бы вы­слушать и вашу критику. Раньше вы замѣтили, что любите мою родину, какъ свое второе отечество, и это позволяетъ мнѣ надѣяться на то, что я встрѣчу у васъ симпатію ко всему, что защищаю своимъ перомъ.

— Но вѣдь вы отказались отъ профессіи журналиста ради другой, болѣе выгодной! — кинула ему Джесси.

— Да, я уступилъ силѣ обстоятельствъ. Объ этомъ судятъ не совсѣмъ благопріятно, но быть можетъ, писатель найдетъ въ вашихъ глазахъ больше милости, чѣмъ участникъ торговаго дома Клиффордъ и Компанія.

— Во всякомъ случаѣ я удивляюсь той легкости, съ кото­рой одинъ превращается въ другого! — возразила молодая де­вушка и при этомъ окинула своего собесѣдника уничтожающимъ взглядомъ.

Однако Густавъ повидимому не такъ-то легко сдавался. Онъ спокойно выдержалъ этотъ взглядъ, и въ его отвѣтѣ даже зазвучалъ легкій юморъ, ;что еще больше взорвало Джесси.

— Какъ я вижу, критическая оцѣнка для меня не осо­бенно благопріятна, — произнесъ онъ, — но при такихъ условіяхъ я, тѣмъболѣе долженъ знать ее. Будьте любезны, миссъ Клиф­фордъ, не скрывайте своего мнѣнія обо мнѣ! Я настаиваю на томъ, чтобы услышать свой приговоръ.

— Самый откровенный?

— Да, безъ всякихъ стѣсненій!

— Ну, такъ слушайте, мистеръ Зандовъ! Сознаюсь вамъ, что все выходившее изъ-подъ вашего пера, я читала съ полнѣйшей симпатіей до того момента, когда вы приняли предложеніе своего брата. Я не считала этого возможнымъ! Я ду­мала, что человѣкъ, столь ярко выступающій на защиту своего отечества, какъ это дѣлали вы, столь энергично борющійся за его права, столь громко зовущій другихъ къ познанію своего долга, долженъ оставаться у своего знамени, въ вѣрности ко­торому онъ разъ присягнулъ и не смѣлъ покинуть его лишь ради выгоды. Я не могла допустить, что перо, начертавшее столь восторженныя фразы, въ будущемъ станетъ писать лишь цифры да цифры, что безстрашный борецъ добровольно сложитъ свое оружіе и сойдетъ со своего почетнаго пути, чтобы занять мѣсто за конторскимъ столомъ! Я сомневалась въ этомъ до момента вашего прибытія сюда, и то обстоятельство, что я принуждена была повѣрить этому, является горьчайшимъ разочарованіемъ моей жизни!