Лия Флеминг - Дети зимы Страница 4

Ник занес топор и с силой ударил по дереву. Да, было искушение все бросить. Дом висел у него на шее будто тяжелый камень. Мать устала. К чему были все его исследования, все советы, которые он слышал со всех сторон? «Попробуй то, купи это». Ведь все знали, что в карманах жителей Долин водятся деньги. Надо ему быть осторожнее.

Уинтергилл дорого ему обошелся; его первый брак рухнул, потому что жена-горожанка Мэнди не выдержала одиночества и суровых зим. И все-таки его привязывали к этому дому мириады незримых нитей. Ведь ему скоро сорок два года. Не слишком ли поздно искать другую жизнь за пределами Долин? Ну, допустим, он освоит новую профессию – и что будет делать?

Господи, ты ведь никогда и не знал другой жизни! – мысленно воскликнул он. Как ты будешь жить здесь дальше, если некому продолжить твое дело? Даже Джим предал его и свел счеты с жизнью, а ведь у него осталось двое сыновей. Сам он давно уже принял решение – не иметь детей, чтобы они не страдали от незавидной фермерской доли. Хотя это решение далось ему нелегко.

Погруженный в свои невеселые раздумья, Ник равнодушно смотрел на раскинувшиеся перед ним красоты: на ферму, примостившуюся над долиной на высокой площадке; на речку, вьющуюся змеей среди осенних лесов; деревья уже окрасились в янтарь и багрянец; ветер гнал по потемневшему небу штормовые облака. Не за горами и первый снег.

Он ощутил знакомое щекотанье в затылке. Он был не один.

Она следила за ним.

Даже резко обернувшись, он не увидит ее лица. Он не очень понимал, кто она такая, древний призрак, прятавшийся в его рощице, рыскавший по его полям и пустошам. В ее присутствии не было ни утешения, ни благоприятной ауры. Он видел ее лишь однажды, много лет назад, возле кельтской стены.

– Отцепись от меня, старая карга! – заорал он и снова в ярости замахнулся топором.

Заготавливать дрова на продажу, чинить стены и ремонтировать технику – не жизнь для фермера, но эти занятия поддерживали тонус в мышцах, отвлекали от тягостных мыслей. Слишком многие его дружки разжирели за последние месяцы, после страшного удара. Бар «Летящий Орел» искушал, обещал забвение; хотелось напиться до беспамятства. Но Ник знал: если он потеряет хорошую физическую форму, с ней уйдут и скудные остатки его гордости.

Даже мать не знала, что он может видеть такие штуки своим третьим глазом. Вообще-то у Сноуденов этот дар передавался по женской линии. Отец когда-то определил его так: «Глаз, который видит все, но ничего не говорит». Вообще-то, не мужское дело – чувствовать духов, но Ник не очень переживал из-за этого дара, потому что он не раз предупреждал его об опасности, грозившей стаду.

Уловив уголком глаза какие-то движения, Ник поднял глаза. Мать, уже одетая в свой синий шерстяной костюм, стояла в дверях дома и махала ему, подзывая к себе. Что ей нужно на этот раз? Он бросил топор, выпрямил спину и направился к дому, рассчитывая выпить кофе и выкурить трубку.

– Ма, что ты придумала на этот раз? Если снова станешь бубнить свое, я и слушать тебя не желаю! – орал Ник, нагибаясь, чтобы пройти под низкой притолокой задней двери. Стянул с себя грязные сапоги и непромокаемый плащ. Мать стояла на его кухне с кружкой кофе. Обычно она находилась в передней части старого дома, окна которой выходили на юг, в сад, – а он жил в задних комнатах, откуда был выход на двор и к хозяйственным постройкам. Он взглянул на часы: пора бросить все дела и привести себя в порядок перед похоронами.

Мать выглядела взволнованной.

– Ты не поверишь. Звонили от Стикли. Предлагают нам сдать жилье на полгода… какие-то люди из Мидлендс увидели наш дом в Интернете и тут же прислали заявку. И уже едут сюда. Подумать только, вот так, после пустого лета у нас появятся жильцы. Хотя сезон давно кончился. – Она подошла к гладильной доске, как всегда, просевшей под тяжестью неглаженого белья.

– Честно говоря, Ник, – сказала она, оглядывая кухню, – если ты думаешь, что у меня есть время на уборку… Давай шевелись… Надеюсь, в этой куче найдется приличная рубашка. Сегодня половина графства придет проститься с Джимом, и я не хочу, чтобы ты явился туда в мятой и рваной рубашке. Принеси-ка мне дров, перед тем как будешь принимать душ.

Ник сдвинул брови и топнул ногой о каменный пол. Пес Мафин, помесь колли, поскорее залез на всякий случай под стол.

– Кто захочет ехать сюда в такую погоду? По-моему, мы им говорили, что не будем сейчас ничего сдавать. Домик пустовал все лето. Его нужно как следует проветрить.

– Ник, дареному коню в зубы не смотрят. Скажи спасибо и на этом, ведь в сезон у нас ничего не было. Ну, давай, набери дров в корзину и включи мне воду. Постояльцы приедут сюда к вечеру, а у меня сегодня годовое собрание прихода, так что принять их придется тебе. – Помолчав, она добавила: – И не хмурься. Постарайся быть вежливым.

Ник видел, что мать неодобрительно окинула взглядом его комнату, немытые кастрюли в раковине, грязные кухонные полотенца и загроможденный стол. Но она промолчала. Это была его половина дома, и не ее дело, как он тут жил и вел хозяйство. Уборка и стирка – женское дело, и он не собирался менять свои привычки. Даже после бегства Мэнди такое раздельное ведение хозяйства устраивало их обоих. Дверь коридора была их домашней Берлинской стеной, отделявшей юг от севера, мать от сына, мел от сыра, Моцарта от Баха.

Ник видел, что у матери чесались руки прибраться в его покоях, как во времена, когда он мог, фигурально говоря, слизать кашу с чистейших половиц. Но времени для споров не было, надо было поскорее приготовить домик со всеми удобствами для неожиданных жильцов. Черт побери эти агентства! Им все равно, что будни, что праздники. Может, у Брюса Стикли все-таки проснется совесть, и он попытается исправить свои резкие шаги.

– Мы потратили столько денег на перестройку сарая, и теперь ты ворчишь из-за того, что нашлись желающие в нем пожить. После этого жуткого лета надо просто благодарить Бога, что у нас остался хоть этот источник доходов, – добавила она.

– Да, а чего нам это стоило? – Ник подумал о старинных вещах, которые им пришлось продать для этого. – И вообще, не люблю я городских. Они сразу все замусорят, будут оставлять открытыми ворота и задавать дурацкие вопросы. – Ему не хотелось никакой поддержки со стороны незнакомых людей, никаких сочувственных взглядов, когда они поймут, что случилось. У него были все основания ненавидеть лето и ущерб, причиненный фермерам. Ведь сейчас он отправится на похороны одного из них.

– Брюс Стикли дал нам тогда хороший совет – оборудовать в домике центральное отопление и поставить двойные стекла. Все получилось неплохо. А уж вид из окон такой, какого нет больше ни у кого в долине. Тебе не угодишь, сын, – буркнула Нора. – Это единственное разумное капиталовложение, которое у нас осталось. Кроме дома, конечно. Если мы все-таки решим продавать…