Конни Мейсон - Викинг Страница 4

Парень еще раз окинул взглядом пустынное море и достал из висевшего у него на боку засаленного кожаного мешка свой завтрак — ломоть черного хлеба и кусок домашнего остро пахнущего сыра.

Впрочем, подзаправиться ему не удалось. Его молодые острые глаза уловили какое-то движение. Парень поморгал и стал присматриваться внимательнее. Вот мелькнула в тумане одна тень, вторая, третья… Пять. Пять черных узких теней.

Солнечный луч пробился сквозь дымку, и стали видны треугольники парусов и мерно опускающиеся в волны длинные весла.

Ладьи викингов! Быстрые, летящие прямо к берегу, вспенивая острыми резными носами серые волны. Тускло сверкнули шлемы на головах гребцов, наконечники копий, лезвия мечей. Вдоль бортов, налезая друг на друга, словно чешуя, висели круглые деревянные щиты. В оставленные между щитами зазоры были вставлены длинные весла — по четырнадцать пар на каждой ладье. Весла все опускались и поднимались, быстро приближая ладьи к пустынному берегу. А над головами гребцов, на невысокой мачте реял закрепленный ременными растяжками полосатый красно-белый парус.

Молодой дозорный еще и с места не сдвинулся, охваченный ужасом, а под днищем ладей уже заскрипел прибрежный песок. Высокие бородатые светловолосые воины хлынули на берег. Всего — полторы сотни. Все в кольчугах, все с оружием.

Они выходили со своими длинными двусторонними мечами, штурмовыми топориками, держа в левой руке круглый деревянный щит с металлическим набалдашником в центре.

Только теперь, когда викинги были уже совсем рядом, молодой дозорный вышел из оцепенения.

Поздно. Его увидели. Двое викингов проворно взбежали на вершину и схватили часового прежде, чем он успел подать сигнал тревоги.

— Торн, мы прихватили тут мальчишку, — крикну, один из них и потащил упирающегося часового вниз, на берег, где уже уверенно командовал своими людьми Торн. — Что нам с ним делать?

Торн мельком взглянул на паренька — маленького, беззащитного. Он не успел подать сигнал опасности и теперь не представлял для викингов никакой угрозы.

— Я поговорю с ним, — сказал Торн, обращаясь к Ульму, который привел пленника.

Ульм крепко обхватил часового за плечи и держал его, пока Торн задавал вопросы.

— Далеко отсюда твоя деревня, парень?

Услышав родную гэльскую речь, незадачливый дозорный удивленно посмотрел на Торна. Не дождавшись ответа, Ульм грубо встряхнул паренька.

— Отвечай, когда тебя спрашивают!

Часовой сглотнул и попытался что-то сказать, но его горло было сковано спазмом страха.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, если ты будешь говорить правду, — сказал Торн. — Ну, так далеко ли твоя деревня?

— Н-недалеко. Одна лига, не больше.

— Деревня обнесена частоколом?

— Д-да, но ворота сейчас должны быть открыты.

— Я ищу женщину. У нее черные как ночь волосы и фиалковые глаза. Она — ведьма. Ты знаешь ее?

Паренек испуганно округлил глаза.

— В-ведьма? Не-ет, у нас в деревне ведьмы не водятся. Только одна женщина похожа на ту, о которой ты говоришь. Ученая Фиона, так ее зовут. Но она не ведьма.

Голубые глаза Торна прищурились.

— Подумай как следует, парень. Женщина, о которой я тебе толкую, красива — очень красива и не может быть простой крестьянкой.

Дозорный нервно облизал пересохшие губы:

— Я… Тогда я не знаю женщины, о которой ты говоришь.

Торн не поверил ему. Ведьма где-то здесь, и он, Торн, найдет ее. Найдет и заставит снять с себя заклятие.

— Уведите его, — приказал Торн. — Скажите часовым, которые остаются охранять ладьи, чтобы присмотрели за ним. От него больше ничего не добьешься.

Прекрасное летнее утро уже полностью вступило в свои права, когда Торн двинулся со своим отрядом в глубь острова. Вскоре Ульм заметил монастырь на вершине холма. Отряд разделился. Ульм с одной половиной воинов двинулся к монастырю, Торн же с остальными отправился дальше.

Монастыри всегда были для викингов желанной добычей. В них можно найти и золото, и серебро. Там этого добра было несравненно больше, чем в нищих деревнях.

Обнажая на ходу мечи, люди Ульма начали быстро подниматься на вершину холма.

Торн проводил отряд Ульма равнодушным взглядом. Ни рабы, ни золото не интересовали его сейчас. Он приплыл сюда совсем за другим.

Ведьма — вот его цель.

Фиона, которую все в деревне называли Ученой, шла тем временем через лес в направлении избушки, где жил колдун Бренн. Это давно вошло у нее в привычку — навещать старика каждое утро, пораньше, пока еще не проснулся ее отец, пока соседи не вышли из своих домов и не принялись за свои обычные дела. Сегодня Фиона несла с собой корзинку с целебными травами — лавром, травкой святого Джона, укропом, вербеной и шалфеем. Бренн был не только колдуном, но и целителем. Его травяные настои обладали поистине чудодейственной силой. С их помощью можно было вылечиться и от лихорадки, и от сглаза, и от мужского бессилия.

По едва заметной, но хорошо знакомой ей тропинке Фиона все ближе подходила к избушке Бренна, притаившейся в маленькой ложбинке неподалеку от деревни.

Подойдя, она постучала в незапертую дверь и вошла внутрь, не дожидаясь ответа. Избушка была темной, прокопченной, пропахшей лекарствами и травами, в которых Бренн так хорошо разбирался. Раньше целительницей была и мать Фионы. Она умерла, слишком рано оставив этот мир, но успела передать дочери свое искусство.

Хотя мать Фионы, Мария Целительница, и приняла христианство, древние языческие верования были все еще очень сильны в ней. Она считала, что способность к целителъству, знание трав — все это дар предков, данный ей в наследство. С помощью матери Фиона научилась разбираться в травах, но ее талант целительницы заметно уступал материнскому. Правда, у Фионы оказались способности к ясновидению, и потому колдун Бренн с охотой взял ее в ученицы.

Фиона прошла в прокопченную комнату и увидела Бренна, который застыл возле единственного в домике окошка, выходящего к морю. При появлении Фионы колдун даже не шелохнулся. Девушка поставила на стол свою корзинку, подошла ближе и тронула старика за плечо.

Прошло какое-то время, прежде чем колдун опомнился и заметил Фиону. Его глаза были ясными, но в глубине их Фиона рассмотрела огонь, который заставил ее вздрогнуть от тревожного предчувствия. Взгляд Бренна словно пронизывал девушку насквозь. Фиона еще никогда не видела старика в таком состоянии.

— Бренн, что случилось?

— Ах, Фиона, — сказал Бренн, no-прежнему поглощенный какими-то одному ему известными мыслями. — Это началось.

— Что? Что началось?

Взгляд Бренна уставился в пустоту над плечом Фионы, и старик заговорил — медленно, нараспев: