Барбара Картленд - От ненависти до любви Страница 4

— И ему не понравился папа?

— Конечно, он нашел, что твой отец очень приятный молодой человек. Иначе и быть не могло. Но у него не было денег, и к тому же он собирался ехать в Африку, а я была твердо намерена следовать за ним.

Ее мать снова рассмеялась:

— С равным успехом я могла сказать, что собираюсь на Луну или на Северный полюс. Все мои родные говорили об Африке так, словно вообще сомневались в ее существовании!

— Но тебе она нравится, мама?

— Мне нравится каждый момент жизни рядом с твоим отцом, — ответила ей мать. — Сейчас, наверное, я не меньше, чем он, интересуюсь жизнью этого племени и развитием его связей с другими народами.

Мать говорила о берберах, которыми особенно интересовался отец. Это племя успешно ассимилировало своих завоевателей, будь то финикийцы, римляне, вандалы или арабы.

Однажды отец возил жену и дочь в горы Риф, где жило большинство берберов, и там Атейла начала понимать, почему отец так интересуется ими.

Она росла и постепенно сама стала знакомиться с историей народов, населявших Северную Африку. Эта история показалась ей более сложной, но и более захватывающей, чем все, что она читала раньше в других книгах по истории.

Арабы, которые вторглись из Аравии на «Земли самого далекого Запада»с мечом в одной руке и Кораном в другой. Мавры, чьи предки пытались захватить Испанию и насадить в ней ислам. Атейла будто видела все это воочию, а отец учил ее догматам этой веры и рассказывал, что ее последователи считают достойным и благородным.

История этих людей, которые веками кочевали по пустыне, была поучительна и достойна восхищения, а зла и жестокости в ней было куда меньше, чем добра и величия души.

Сейчас, лежа у себя в спальне, Атейла думала:

«Не все ли мне равно, действительно ли эта женщина — графиня или она просто живет с человеком, которого любит?»

Отец Игнатий, конечно, пришел бы в ужас, услышь он ее мысли.

«Конечно, так быть не должно, но папа никогда никого не осуждал. Он презирал только тех, кто совершил что-нибудь подлое или жестокое. Он верил, что у каждого свой собственный путь к спасению и, мне кажется, только это и верно», — продолжала размышлять девушка.

При мысли об отце слезы подступили к глазам, и Атейла почувствовала, как ей уже не хватает его и как будет тяжела ее жизнь.

Она не сразу осознала свою потерю. Когда ее принесли в Танжер, она была без сознания, а придя в себя, гнала прочь воспоминания о том дне, потому что слишком сильна была боль, которую они причиняли. Только потом, когда ее рана начала понемногу заживать, Атейла по-настоящему пережила смерть отца. Ей казалось, что она осталась одна в этом огромном мире, где не от кого ждать помощи, и она жалела, что бандиты не убили ее вместе с отцом.

Но молодость взяла свое. Атейла начала учиться принимать вещи такими, какие они есть. Временами ей казалось, что она слышит, как смеется над ней отец:

— Не бойся, трусишка, что-нибудь обязательно подвернется!

Похоже, именно так и получилось.

Атейла шла по многолюдным улицам за отцом Игнатием, не обращая внимания ни на женщин в бурнусах и яшмаках, которые, наклонив голову, скользили мимо, ни на мужчин в фесках.

Вскоре они подошли к подножию невысокого холма, на склоне которого, за высокой каменной стеной, стояла большая белая вилла. К ней и направился отец Игнатий. Еще несколько шагов — и глазам девушки открылся морской пейзаж необыкновенной красоты. Земля под ногами из песчаной незаметно стала каменистой, а между камнями с трудом пробивались чахлые травинки. Их пощипывали козы, которые бродили меж деревьев с крупными темно-зелеными блестящими листьями.

Волнение охватило девушку. Ей хотелось разделить с кем-нибудь тот восторг, который переполнял ее сердце, но священник молча шел впереди, погруженный то ли в свои мысли, то ли в молитвы. Только четки тихонько постукивали при каждом его шаге.

Они подошли к стене. В центре ее находились большие массивные ворота. Как только Атейла и отец Игнатий приблизились, слуга в белоснежном костюме впустил их.

Пока отец Игнатий разговаривал с ним по-испански, Атейла как зачарованная рассматривала фонтаны, подстриженные газоны, клумбы с яркими цветами. Стройные кипарисы тянулись ввысь, придавая всему этому великолепию истинно восточный оттенок и гармонируя с архитектурой виллы.

Все так же молча отец Игнатий прошел через сад к парадному входу, где молодой, также одетый в белое лакей распахнул перед ними дверь и проводил в большую прохладную комнату, из которой открывался волшебный вид на залив.

В комнате стояли большие мягкие диваны и кресла. Они казались необыкновенно удобными. Атейла подумала, что если сесть на них, то и вставать не захочется. Комнату украшали комнатные растения в горшках и картины на стенах, как показалось Атейле, очень дорогие. Изысканная французская мебель дополняла обстановку.

Они довольно долго прождали в этой комнате, присев на уголок дивана, пока наконец вошла служанка и что-то сказала отцу Игнатию по-испански.

Священник нахмурился и повернулся к Атейле:

— Служанка говорит, что ее госпожа очень плохо себя чувствует и хотела бы поговорить с тобой наедине. Иди, дитя мое.

Пока они поднимались по великолепной лестнице, Атейла впервые подумала: а вдруг она не понравится этой леди? Вдруг та не захочет отпускать свою дочь с такой замарашкой?

Всю одежду Атейлы украли разбойники. Сейчас на ней было платье из тех, что присылали в миссию благотворительные общества провинциальных английских городков, вроде Челтема и Бата. Все это были простые хлопчатобумажные вещи грязно-серого цвета. Здесь, в Африке, под ярким солнечным светом, их надели бы разве что сироты да уличные попрошайки.

Платье на девушке сидело мешковато и нескладно, как ни старалась Атейла украсить его, смастерив пояс и воротничок из носовых платков.

И уж конечно, миссис Мансер в голову не приходило одолжить девушке что-нибудь из своего гардероба.

Служанка открыла перед Атейлой дверь.

Широкое окно спальни выходило в сад, за ним виднелось море. Шелковые занавеси защищали от жаркого солнца, а в центре комнаты стояло огромное ложе с пологом из легкого прозрачно-то тюля, ниспадавшего с потолка из рук золотых ангелов.

На кровати на шелковых подушках полулежала необыкновенно красивая женщина. Атейлу особенно поразила ее бледность. В Африке девушка успела привыкнуть к темнокожим арабским женщинам.

Длинные золотистые волосы обрамляли тонкое лицо с классическими чертами. Женщина была необычайно худа. Несмотря на ее красоту, было очевидно, что она тяжело больна. Она лежала, закрыв глаза, и темные ресницы казались еще темнее на фоне бледных щек. Служанка тихонько позвала ее, и женщина открыла огромные аквамариновые глаза.