Жюльетта Бенцони - Катрин и хранитель сокровищ Страница 4

Утро было в полном разгаре, когда маленький отряд наконец тронулся в путь. Погода была скверная, резкий холодный ветер гулял по равнине. В соответствии с полученными указаниями Жак де Руссэ избрал дорогу на Камбре, вместо того чтобы двигаться к югу. Маневр заключался в том, чтобы обойти Перон и Вермандуа, которые были заняты сторонниками Карла VII. Де Руссэ не мог допустить, чтобы Катрин попала в их руки.

Несмотря на уверения в противном, Эрменгарда оказалась скучной попутчицей. Не успев устроиться между подушками, она заснула, и ее участие в беседе ограничивалось громким храпом. Живость характера она обретала только тогда, когда они останавливались у харчевни или монастыря для еды или ночлега.

Катрин, таким образом, была предоставлена самой себе, и у нее было достаточно времени, чтобы обдумать недавние события. Гарэна она больше не видела. Он каждый день посылал узнать о ее самочувствии, чаще всего слугу, но раз или два — своего друга Николя Роллена. Однако гордому канцлеру эти поручения не доставляли большого удовольствия, поскольку ему приходилось общаться с далеко не дружелюбно настроенной Эрменгардой. Гарэн не сделал ничего для примирения.

Вскоре Катрин узнала, что он собирается по делам в Гент и Брюгге. Он отбыл из Арраса накануне отъезда своей жены, не попрощавшись с ней, — нельзя сказать, что бы это огорчило Катрин, которая не хотела видеть мужа без крайней на то необходимости. Она часто думала о том, что именно вызвало у Гарэна приступ ярости по отношению к ней и что могло его спровоцировать, и решила, что Гарэн боялся гнева герцога, вызванного тем, что она встретилась с Монсальви. По-видимому, более подходящего объяснения не существовало. Когда дело касалось Гарэна, было ясно, что ревность тут ни при чем.

Путешествие проходило без приключений, но как и прежде, путь через разоренную войной Шампань был кошмаром. Они видели мертвые деревни, голодные лица и толпы беженцев, которые со всем скарбом и немногочисленными домашними животными брели по дорогам к границам Бургундии, где надеялись найти убежище.

Катрин и Эрменгарда всю дорогу раздавали милостыню, насколько они могли себе это позволить, но время от времени де Руссэ приходилось вмешиваться и отгонять подходивших слишком близко к носилкам голодных.

Катрин было тяжело видеть нищих.

Когда небольшой отряд приближался к границам герцогства Бургундия, они встретили странную процессию. Издали можно было принять их за беженцев из какой-нибудь разоренной деревни. Подъехав ближе, путешественники заметили нечто необычное. Все женщины были в полотняных тюрбанах, подвязанных под подбородком, и одежде из полосатой шерсти, надетой поверх домотканых полотняных рубашек с глубоким вырезом. Своих смуглых детишек они либо несли на лямках за плечами, либо везли в корзинах, навьюченных на мулов и убаюкивающе покачивающихся на ходу. Все они носили мониста, у всех были угольно-черные глаза и удивительно белые зубы. У мужчин были густые черные брови; выгоревшие фетровые шляпы почти скрывавшие их лица. У каждого на боку был меч или кинжал. Лошади, собаки, домашняя птица все смешалось в этой пестрой толпе. Люди говорили на чужом языке. На ходу они пели или, скорее, произносили нараспев медленную монотонную песню, которая вдруг показалась Катрин знакомой. Она отодвинула кожаные занавески носилок и увидела, как мул Сары понесся, как стрела, выпущенная из лука. Волосы Сары развевались на ветру, глаза сияли. Она громко и радостно приветствовала путников.

— Что с ней случилось? — недовольно спросила проснувшаяся Эрменгарда. — Она что, с ума сошла? Или она знает этих людей?

Когда Сара поравнялась с мужчиной, который, видимо, был их вожаком, — молодым парнем, гибким, как виноградная лоза, с осанкой короля, несмотря на свои рваные лохмотья, — она придержала мула и принялась оживленно болтать с ним. Катрин никогда прежде не видела ее такой счастливой. Обычно Сара редко смеялась и мало говорила. Она была деятельной, умелой и молчаливой, не любила попусту тратить слова или время. До сих пор Катрин только однажды, в таверне Жако де ля Мера, заглянула в ее душу. Теперь же, видя, как Сара оживленно болтает со смуглокожим мужчиной, как внутренний огонь освещает ее лицо, Катрин начала кое-что понимать.

— Возможно, она и знакома с этими людьми, — сказала она Эрменгарде. — Но я думаю, что скорей всего они ее братья по крови или ее соплеменники, которых она узнала.

— Что? Ты думаешь, что эти черноглазые оборванцы с ножами…

— ..это цыгане, как и Сара, — закончила за нее Катрин.

— Как я тебе уже говорила, я верю тем историям, которые мне рассказывала моя добрая и верная приемная мать…

По знаку де Руссэ все остановились, удивленно глядя на Сару. Катрин становилась все печальнее, потому что Сара, казалось, забыла обо всем, кроме смуглокожего молодого человека. Неожиданно она обернулась и поймала взгляд Катрин, которая приподнялась на носилках, опираясь на локоть. Сара устремилась к ней.

— Это мой народ! — закричала она, от радости став разговорчивой. — Ты ведь знаешь, я не надеялась увидеть их вновь. И вот они здесь, как когда-то предсказала старуха.

Племена отправились бродить по дорогам. Эти люди идут из Модены, от подножия горы Гип, и я с Кипра, острова Афродиты, — разве это не удивительно?

— Очень удивительно! — вмешалась Эрменгарда. — И мы должны стоять здесь всю ночь, обсуждая все это?

Сара не ответила. Она умоляюще посмотрела на Катрин.

— Позволь мне провести с ними ночь, — попросила она. — Они собираются стать табором в соседней деревне, там, где и мы собирались ночевать.

— Это доставит тебе такую радость?

— Ты и представить не можешь какую! Если бы я только могла объяснить…

Катрин улыбкой заставила ее замолчать и сказала:

— Тебе не нужно объяснять. Я думаю, что я понимаю.

Иди к своему народу, но не забывай и про меня.

Сара, проворная, как девочка, сделала шаг вперед и прижалась губами к руке Катрин. Затем, взволнованная, убежала к цыганам. Своего мула она оставила с вооруженным эскортом. Катрин наблюдала, как Сара мерным шагом шла рядом со смуглокожим парнем, который придерживал своего мула, чтобы идти с ней в ногу. По искрам в ее глазах и по ее сияющей улыбке можно было подумать, что она встретила своего возлюбленного. Эрменгарда посмотрела на нее и покачала головой.

— Хотела бы я знать, вернется ли она к тебе завтра утром? — сказала она.

Катрин обернулась к подруге, лицо ее выражало смущение.

— Но почему она должна не вернуться? — спросила Катрин. — Ее место здесь, со мной.

— Было здесь, с тобой! До сих пор она была как бы в ссылке, вдали от своего народа, без всякой надежды встретиться с ним вновь — ты была ее пристанью в бурю.