Эми Фетцер - Невеста рыцаря Страница 4

— Милорд! — Коннал обвел взглядом землю, которая была его родиной, посмотрел Рэймонду в глаза и сказал с обескураживающей честностью: — Меня предстоящий брак радует не больше, чем вас или Шинид.

Де Клер поморщился.

— Тогда я отправлю петицию королю. Он не может принудить ее к замужеству.

— Может — и вы об этом знаете. Ведь король Генрих заставил вас взять в жены ирландку.

— Меня не пришлось принуждать. Я выбрал женщину по своему вкусу.

Коннал усмехнулся:

— Да, но повремени вы еще чуть-чуть, и было бы слишком поздно.

Рэймонд поднял руку, призывая Пендрагона к молчанию.

— Сейчас речь не обо мне, а о моей дочери. О том, что она должна стать женой человека, которого не любит. Шинид еще более…

— Упряма и своевольна, чем раньше?

Губы Рэймонда дрогнули в улыбке.

— Да, пожалуй.

И вдруг лицо его стало очень серьезным, почти торжественным.

— Жизнь ее не была простой, Коннал. Она знает, что такое боль, и я не хочу, чтобы ты причинял ей страдания. Я не допущу этого. Никогда. И как бы я сам ни желал вашего союза, если она не захочет, ради нее я восстану против короля. Ей даже король Ричард не указ.

Коннал недоуменно приподнял бровь. В зеленых глазах его отражалось сомнение. Рэймонд говорил странные вещи.

Де Клер не торопился рассеять недоумение бывшего ученика. Пожалуй, ситуация его даже забавляла. Впрочем, он не сомневался, что Коннал скоро поймет, о чем идет речь.

— Считай, что я тебя предупредил, мой мальчик. — Глаза де Клера холодно блеснули. — Помни, чьей дочери ты станешь господином. — С этими словами Рэймонд оглянулся, кликнул своих рыцарей и развернул коня. Он отправился туда, где терпеливо ждала его Фиона, — к дороге, ведущей в замок на вершине холма. Стук копыт о схваченную морозом землю гулко раздавался в тишине.

Коннал вздохнул и задумчиво потер переносицу.

— Отличное начало, Коннал, — произнес у него за спиной Гейлерон. — Разозлил графа, укрепил его в нежелании отдавать тебе дочь, разрушил планы короля…

— Довольно! — прервал его Коннал. Он крепче сжал поводья, заставляя себя смирить гнев. Сжать кулаки до боли — это все, что ему оставалось. Не раз он прибегал к этому приему в сарацинском плену. Умение владеть собой помогло Конналу охранить жизнь. И не только себе. — Вот уже два дня, как мы здесь, а она даже не соизволила явиться мне на глаза.

— Может, она не знает? — неуверенно предположил Брейнор.

— О нет, она знает!

Похоже, ее поведение служило лишним доказательством, что Шинид осталась избалованной, вздорной девчонкой, Коннал пришпорил коня. И недобро прищурился, заметив на тонкой черте, отделяющей белизну заснеженного берега от туманно-серого моря, женскую фигуру.

Он не мог забыть эти волосы. Длинные, необыкновенно длинные. И огненно-рыжие. Развевающиеся на ветру как знамя — боевое мятежное знамя. Она вновь бросала ему вызов, и в который уже раз его терпение подвергалось испытанию на прочность.

Глава 2

Гленн-Эрим

На черном камне у самой кромки воды стояла Шинид. Холодный ветер дул ей в лицо, раздувал полы плаща. По правую руку от нее в песок был воткнут меч. У ног ее на песке несмело разгорался костер.

Шинид подняла руки, повернула их ладонями к небу, откинула голову, и подбитый мехом капюшон упал ей на плечи, открывая взору медно-рыжую тяжелую копну волос.

Шинид благодарила небо за покровительство и щедрость, за то, что оно не поскупилось на снег, укрывший от холодов тех, кто под белым одеялом в покое и тепле будет дожидаться весны.

Море ответило ей приглушенным рокотом волн, разбивавшихся о гладкие камни, прежде чем откатиться назад.

— Ну же, малютки мои, — говорила Шинид, — вы не забыли о том, что нужны нам? — И костер у ее ног разгорелся ярче.

Снег сыпал с неба, Шинид стояла как будто за полупрозрачной завесой. Солнце силилось пробиться сквозь тяжелые тучи, и снежинки, попадая под луч, зажигались радугой, прежде чем упасть ей на ладони, на плащ, на червонное золото ее волос. «Стихии сегодня разыгрались», — подумала Шинид и засмеялась, не в силах скрыть восторга.

И тут словно по волшебству море утихло, волны поникли в почтительном поклоне, костер потух, не оставив после себя ни углей, ни пепла, лишь легкий дымок.

— Колдуешь, Шинид?

Шинид замерла, но не повернула головы. Зачем? Его появление не помешало ей творить молитву сейчас, не нарушило необходимой для этого сосредоточенности, но вот его приезд в Ирландию два дня назад заставил ее изрядно поволноваться. Да, он нарушил безмятежность ее существования, ибо вот уже две ночи, как он являлся ей во сне, и эти сны не были ей приятны. Голос его оказался ниже, чем она помнила. И резче. Она ощущала тот же гнев и неприязнь, как и тогда, когда ему еще только предстояло стать рыцарем и мужчиной. Она раздражала его раньше, и теперь в голосе его тоже слышалось раздражение.

Так какого же черта он здесь?

Коннал О'Рурк Пендрагон был ее болью, тяжкой болью ее прошлого, и она не испытывала желания быть с ним рядом. Да, он стал вехой в ее жизни, но не более того. Когда-то она его обожала — он был тогда еще мальчиком, но что это дало ей, кроме боли? Эта любовь лишний раз доказала, что нельзя позволять невинному сердцу править кораблем жизни.

Править, чтобы разбиться.

Шинид махнула правой рукой, и меч появился из песка, словно кто-то невидимый вытолкнул его оттуда.

Коннал тихонько ругнулся.

Шинид знала, что он проделал весь этот долгий путь не для того, чтобы позволить ей жить так, как она хочет. Рано или поздно разговор состоится, так почему бы не сейчас?

Она повернулась к нему и посмотрела на него. Тяжелый меч она сжимала теперь обеими руками.

Потому, как вспыхнули его глаза, по быстрому движению зрачков — он окинул ее взглядом всю, с головы до ног, — она поняла, что Коннал не ожидал увидеть ее взрослой. Тринадцать лет… Тогда они оба были невинными и наивными, но как давно это было! Шинид и сама не ожидала увидеть его там, и даже ей потребовалось время, чтобы оправиться от удивления.

Феи и эльфы свидетели — перед ней стоял настоящий богатырь. Могучий, властный и суровый. С глазами зелеными, как морской лед. Но во взгляде его не было ничего, что могло бы ее согреть, — ни дружеского участия, ни нежности, ни радости узнавания. Только этот холодный льдистый огонь.

И этот огонь прожег ее душу.

Не сказать, чтобы ей это нравилось. Но она иного и не ждала.

Ветер шевелил подбитый мехом плащ на его плечах, отбрасывал его назад, открывая взгляду руки, сложенные на груди. Могучие предплечья и кисти в боевых рукавицах, сверкавших металлом. В кожаной куртке темно-коричневого цвета и надетой поверх кольчуге из металлической сетки — только боевого шлема не хватало — он выглядел здесь чужим: английский рыцарь, захватчик на ирландской земле. Этот английский наряд был словно клеймо, выдававшее в нем врага. Ветер шевелил его черные волосы, блестящие, как соболиный мех. Но в черноте его волос угадывался едва заметный рыжий оттенок — все, что осталось у него от детства. Только это, пожалуй, и напоминало того мальчика, каким он был тринадцать лет назад. Щеку его уродовал шрам — его он приобрел уже мужчиной.