Инна Ромич - Рыжее наследство Страница 4

Старуха, которая с натугой поднимала полное ведро, от неожиданности выпустила его из рук, и оно с громким стуком упало на землю, расплескав воду.

— Ах ты, Господи, — запричитала Кэтрин, с трудом наклоняясь к нему. — Ох, напасть какая!

— Оставь, тебе говорят! — Эрика резво подскочила к ней и подхватила ведро.

— Эрика, что ты наделала, — закряхтела старуха, медленно разгибаясь. — Негодница, ты напугала меня! Разве можно так кричать? Я только-только набрала воды, а ты так завопила, что я подумала, будто в доме что-то случилось. Посмотри, я вся мокрая из-за тебя!

— Кэтрин, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты сама не носила ведра, не рубила дрова и не таскала хворост из лесу? — не обращая внимания на ворчание старой няньки, строго проговорила Эрика. — Я сама наношу воды, если надо, а еще лучше — разбужу Брана, и он поможет тебе.

Девушка споро подцепила ведро на веревку и, вращая скрипучий ворот, принялась его вытаскивать. Видно было, что это дело для нее привычное.

— Ох, что ж это делается! Где ж это видано, чтобы благородные Перси вот так просто из колодца таскали воду, — запричитала Кэтрин, всплеснув руками.

— Если ты знаешь другой способ достать воды, предложи его мне, — сквозь зубы проговорила Эрика, следя, чтобы ведро не перевернулось второй раз.

Она уже начинала жалеть, что проснулась так рано. Кэт сегодня явно была настроена поворчать, а в такие дни ее не остановишь.

— Да разве ж я об этом, — горько скривилась старуха. — Ты молодая леди высокого рода, да еще такая хорошенькая, если умыть... Тебе надобно сидеть у окошка да вышивать, поджидая богатого жениха, а ты, вся растрепанная, грязная, ведра носишь да камнями с мальчишками бросаешься!

Эрика подхватила ведро и медленно двинулась в сторону кухни, бросив через плечо насмешливый взгляд.

— Кэт, что на тебя нашло? — спросила она. — Ты решила научить меня хорошим манерам? Так кому они тут нужны! Крестьянам из деревни или нашим баранам на пастбище? Поверь, мне достаточно и отца Годвина, который замучил меня своими проповедями!

— А все ж таки читать и писать ты теперь умеешь, — удовлетворенно произнесла Кэтрин, семеня за свой воспитанницей. — Не всякая богатая невеста может этим похвастаться! Вот появится у тебя жених, а ты ему...

— Опять ты о своих женихах! Заладила: женихи, женихи! — с досадой воскликнула Эрика. — Нужны они мне! Я, может, замуж и вовсе не собираюсь.

— Это ты сейчас так говоришь, — уверенно проскрипела старуха. — А вот придет время, подыщем тебе богатого да красивого англичанина...

Эрика, выведенная из себя, с размаху поставила ведро на землю перед кухонными дверями[6].

— Слушай, Кэт, — вырвалось у нее, — что-то я не верю, что ты сама обращала внимание на то, кем был твой Томас — англичанином или бедным шотландцем. Небось выходила по любви за него, а?

В следующее мгновение девушка уже пожалела о своих словах. Лицо старой Кэтрин перекосилось, словно она съела кислую сливу, а из маленьких голубых глазок покатились слезы.

— Кэт! Ну что ты, Кэт... Я не хотела, прости! — Эрика бросилась утирать слезы старой женщине своими чересчур длинными рукавами. — Господи, не нужно было напоминать тебе...

— Ох, не смотри ты на меня, дуру старую, — закрываясь от нее руками, проговорила нянька. — Как вспомню своего Томми, так и плачу, совсем как ваш батюшка за матушкой. Его ругаю, а сама плачу.

Девушка совсем расстроилась. Кэт нечасто плакала при ней, все больше бранила за какую-нибудь провинность, которых у нее бывало множество. А тут... Эрика почти силой усадила Кэтрин на ступеньку перед кухней.

— Кэт, прости. Поплачь, может, тебе станет легче. — Она обняла няньку за плечи, и та понемногу стала успокаиваться.

— Не будет мне уже легче, девочка, — грустно глядя вдаль своими выцветшими голубыми глазами, произнесла старуха. — Видно, только в могиле успокоюсь. Очень уж мы любили друг друга, Томми и я. Бывало, обнимет он меня вот так, да все горести куда-то и денутся. И никакого богатства мне не нужно было, в этом ты права... Но Бог дал, Бог и отнял...

Старая нянька замолчала, пожевав беззубым ртом. Девушке самой стало так грустно, что захотелось плакать. «Очень уж мы любили друг друга...» Наверное, это так страшно — потерять любимого человека. Эрика крепко обняла ее. Кэтрин давно стала членом их семьи, ведь она нянчила сначала маленького сэра Родерика, а потом последовала за своим воспитанником в Тейндел, когда барон Генри Перси изгнал своего старшего сына из родового замка. Сколько Эрика помнила, нянька всегда была старой, сгорбленной и морщинистой, словно трухлявый пень на болоте. Трудно поверить, что когда-то и она была молодой... Муж Кэтрин погиб давным-давно, еще в битве при Бэннокберне[7], и с тех пор Кэт жила с ними.

Эрика частенько просила Кэт рассказать о тех временах, и она охотно делилась своими воспоминаниями. Детьми они всегда с восхищением слушали эти рассказы, и Эрику всегда озноб пробирал, когда она думала об Уильяме Уоллесе и короле Брюсе[8], битве при Бэннокберне, о славной победе шотландцев... Лишь десять лет спустя молодой король Эдуард III в битве при Хали- дон-Хилле смог вернуть Англии власть над непокорной Шотландией. Эрика вздохнула. Это было так давно! Она еще даже не родилась. Все это невольно затрагивало в ее душе неведомые струны. Картины грандиозной битвы, шотландские шилтроны[9], грозно ощетинившиеся длинными копьями, проносились перед ее глазами, и волосы на голове вставали дыбом. Как, должно быть, страшно было этим простым людям, которые шли на закованных в латы рыцарей, навстречу своей смерти! Девушка знала, что там, при Бэннокберне, сражался ее дед-шотландец, но никто и никогда из домашних не заговаривал с ней на эту тему. Видимо, отцу не очень-то приятно было вспоминать о поражении соотечественников, в котором был отчасти повинен и его тесть.

Эрика подумала о том, как удивительно сложилась ее судьба. Один ее дед — англичанин, знатный и надменный лорд Перси, королевский наместник. Второй — патриот, отдавший жизнь за свободу Шотландии, известный своим буйным нравом Томас Рэндолф, граф Мар, ближайший соратник короля Брюса. Именно за тайную женитьбу на его дочери лорд Перси и изгнал из дома своего сына Родерика. Отец... Когда-то ему прочили блестящее будущее — богатство, почет, слава... Сейчас он изгнанник, бедный и всеми забытый. Эрика почти не помнила свою мать — баронесса Эйлин Тейндел погибла вскоре после рождения дочери, и смерть ее была страшна... Отец запретил говорить об этом.

Чего же больше в ней самой? С малых лет Эрика слушала шотландские сказки, почти каждый день видела пастухов-шотландцев в тяжелых черно-белых клетчатых пледах, которые пасли скот на крутых склонах Чевиотских гор. Их соседями были и шотландцы, и англичане. Частенько, когда она шалила, отец со вздохом говорил: «Это в тебе играет кровь старого Рэндолфа. Вот рыжий дьявол!» А Кэт, ругая свою воспитанницу за очередную проделку, всегда приговаривала: «Чертов английский характер!» Вот и думай, кто виноват...