Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская Страница 4

Я покраснела. Мне-то казалось, Уосерит на моей стороне.

— Фараон Сети считает, что это мило, — признала она. — Ты и вправду мила. Однако через пару лет такое поведение забавным не покажется. Что ты будешь делать, когда тебе исполнится двадцать? А тридцать? Когда кончится все золото, которое ты унаследовала от матери, — кто тебя поддержит? Разве Пасер ни разу об этом не упоминал?

— Нет. — Я прикусила губу.

Уосерит подняла брови.

— А другие наставники?

Я покачала головой.

— Значит, тебе еще многому нужно учиться, пусть ты и знаешь язык хеттов.

В тот вечер, когда я раздевалась перед сном, няня заметила мою необычайную молчаливость.

— Что такое? И в языках не упражняешься?

Мерит налила из кувшина в таз воды и протянула мне полотенце.

— Какой смысл упражняться? Где я буду говорить? Языки нужно учить визирям, а не царевнам-сиротам. Раз девушка не может сделаться визирем…

Мерит со скрипом придвинула скамью и села рядом со мной. Она изучала мое лицо в бронзовом зеркале. Наверное, ни одна няня настолько не отличалась от своей подопечной. Кости у Мерит широкие, а у меня тонкие; Рамсес часто говорил, что когда Мерит сердится, то складки у нее на шее раздуваются, как мешок пеликана. Большая часть телес у нее приходится на бедра и грудь, а я не могу похвалиться ни тем ни другим. Няня растила меня с того самого дня, как мать умерла родами, и я любила Мерит, словно родную мауат[10]. Сейчас Мерит поняла мою беду, и взгляд ее подобрел.

— Ах… все оттого, что Рамсес женится на Исет.

Я посмотрела на нее в зеркало.

— Значит, это правда?

Няня пожала плечами.

— Ходят слухи во дворце. — Мерит нетерпеливо переступила с ноги на ногу, на щиколотках у нее негромко стукнули фаянсовые[11] браслеты. — Я-то, конечно, надеялась, что он женится на тебе.

— На мне? — Я вспомнила слова Уосерит. — С какой стати?

Мерит взяла у меня полотенце.

— Ты ведь царская дочь, хоть и родственница Еретика и его жены.

Мерит имела в виду Нефертити и ее мужа Эхнатона, который запретил подданным поклоняться всем египетским богам, кроме Атона, и тем разгневал бога Амона. Имена Эхнатона и Нефертити в Фивах никогда не произносили. Их называли просто еретиками, и, даже еще не зная значения слова, я уже понимала, что это что-то плохое. Мне представилось, как Рамсес смотрит на меня большими голубыми глазами и просит стать его женой, и по телу у меня прошла теплая волна.

Мерит продолжала:

— Твоя мать наверняка выдала бы тебя замуж за царя.

— А если я не выйду замуж? В конце концов, Рамсес, быть может, не чувствует ко мне ничего такого… что я чувствую.

— Тогда ты станешь жрицей. Но ведь ты каждый день ходишь в храм Амона и знаешь, как они живут. — Мерит встала. — Никаких тебе быстрых скакунов, никаких колесниц.

Я подняла руки, и Мерит сняла с меня расшитое бисером платье.

— Даже если я стану верховной жрицей? — спросила я.

Мерит рассмеялась.

— Ждешь смерти Хенуттауи?

Я покраснела.

— И не думаю.

— Тебе уже тринадцать лет. Почти четырнадцать. Пора решить, где твое место.

— Почему сегодня все так говорят?

— Потому что после коронации Рамсеса все изменится.

Я натянула ночную тунику и забралась в постель. Мерит глянула на меня сверху вниз.

— Глаза у тебя, как у Тефера, — ласково сказала она. — Так и светятся.

Пятнистый миу[12] свернулся рядом со мной клубочком. Мерит с улыбкой посмотрела на нас.

— Мои зеленоглазые красавчики!

— Исет все равно красивее.

Мерит присела на край постели.

— Ты не хуже любой девушки во дворце!

Я закатила глаза и отвернулась.

— Не выдумывай. Мне до нее далеко.

— Исет старше тебя на три года. Через годик-другой ты станешь взрослой, войдешь в тело.

— Аша говорит, что я никогда не вырасту, буду коротышкой, как придворные карлики, даже когда мне стукнет двадцать.

Мерит опустила подбородок, и пеликаний мешок у нее на шее сердито заколыхался.

— Много твой Аша понимает! Когда-нибудь ты станешь высокой и красивой, словно сама Исида[13]! Ну, если не такой же высокой, то уж красивой точно, — на всякий случай оговорилась няня. — У кого еще во дворце такие глаза? Они у тебя как у матери. А улыбка, как у твоей тетки.

— Нет у меня ничего, как у тетки, — сердито ответила я.

Впрочем, Мерит выросла при дворе Нефертити и Эхнатона, и кому, как не ей, знать, так ли это. Отец ее был могущественный визирь, и Мерит нянчила детей самой Нефертити. Когда в Амарну пришла чума, погибла вся семья Мерит и две дочери Нефертити. Мне няня о них не рассказывала, и я понимала: она не хочет вспоминать о беде двадцатилетней давности. Еще я знала от Пасера, что верховный жрец Рахотеп служил некогда моей тетке, но спрашивать об этом у Мерит я боялась. Таково было для меня собственное прошлое — прищуренные глаза, шепот, неизвестность.

Я покачала головой и пробормотала:

— Ничего у меня нет общего с теткой.

Мерит подняла брови.

— Может, Нефертити и была еретичкой, но она — первая в Египте красавица на все времена.

— Красивее, чем Хенуттауи? — не поверила я.

— Хенуттауи рядом с ней, как бронза рядом с золотом.

Я попыталась представить лицо красивее, чем у Хенуттуи, но не смогла. В душе я даже пожалела, что в Фивах не осталось изображений Нефертити.

— Думаешь, Рамсес выберет Исет, потому что я в родстве с Отступницей?

Мерит укрыла меня одеялом, и Тефер протестующе мяукнул.

— Думаю, Рамсес выберет ее потому, что тебе тринадцать, а ему — семнадцать. Но скоро, моя госпожа, ты станешь взрослой и будешь готова принять судьбу, которую себе изберешь.

Глава вторая

ТРИ СТРОЧКИ КЛИНОПИСЬЮ[14]

Последние семь лет я каждое утро отправлялась из своих покоев в маленький храм Амона неподалеку от царского дворца. Там, под известняковыми колоннами, мы, ученики эддубы, сидели и хихикали, дожидаясь, пока к нам, шаркая, приблизится наставник Оба. На ходу он, словно мечом, разил посохом каждого, кто не уступал дороги. В храме жрецы окуривали наши одежды священным благовонием кифи, и от нас пахло благословением Амона. Мы с Рамсесом и Ашой обычно наперегонки неслись к белому зданию эддубы, но после вчерашней коронации все стало иначе. Рамсес больше не придет, а Аша без него бегать постесняется. Будет говорить, что он уже взрослый. А потом тоже меня покинет.

Мерит вошла в спальню, и я хмуро последовала за ней в туалетную комнату. Я подняла руки, и она застегнула на мне полотняный пояс.