Линда Миллер - Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти) Страница 4

Шарлотта представила себе Милли в подвенечном платье, ее прекрасную, одухотворенную фигурку, глаза, в которых светятся любовь и задор. Она представила одного за другим пятерых сводных братьев и погрустила о каждом из них. Имена их она всегда носила в своем сердце: Девон, Сет, Гидеон, Якоб и Мэтью.

Похоже, ей не суждено никогда больше увидеть никого из членов своей семьи. Но еще хуже сознавать, что любимые ею люди будут страдать, узнав о ее исчезновении и ужасной судьбе, а родители Беттины просто потеряют смысл жизни. Единственная дочь была светом их очей, и вот из-за необдуманной выходки Шарлотты они утратят свое дитя.

Шарлотта решила, что ей необходимо немедленно сменить предмет своих размышлений, иначе она окажется во власти отчаяния.

Тут заскрипели дверные петли и тьму пронзили лучи света. В каморку вошел маленький человечек. В сумраке Шарлотта смогла лишь различить, что он одет как араб. Ее охватили страх и бессильная ярость, когда он приблизился к ней, грубо поднял с пола, вынул изо рта кляп и прижал к ее губам пиалу с тухлой водой.

Шарлотта подавилась всеми уничижительными репликами и издевательскими вопросами, приготовленными ею для встречи со своими тюремщиками, и жадно выпила всю воду до дна. Жара стояла убийственная, и она просто исходила потом.

Удовлетворив жажду, она хрипло произнесла:

— Кто ты?

Человечек что-то пробормотал по-арабски, и, пока она безуспешно пыталась уловить в его невнятной речи знакомые слова, ей вдруг стало ясно, что он не проявляет к ней ни презрения, ни даже враждебности: он просто равнодушен.

— Что это за место? — спросила она больше для того, чтобы отсрочить водворение на прежнее место кляпа, чем для того, чтобы вытянуть из этого существа какую-то информацию. — Почему меня здесь держат?

Он опять разразился какой-то тирадой, не поддающейся переводу, — видимо, всего лишь хотел, чтобы она лежала тихо. В доказательство он вставил на место кляп, запихнув его даже глубже, чем раньше, так что вонючая тряпка чуть не разорвала ей углы рта. Затем он сильно толкнул Шарлотту, и она больно ударилась об пол.

И тут в первый раз легкое, почти неощутимое покачивание, замеченное ею сквозь туман страха и отчаяния, дало понять, что она находится в трюме корабля. Таким образом, ей стало ясно, где ее содержат, но это лишь усложняло путь к возможному бегству.

Когда наконец охранник покинул временную «каюту» Шарлотты, та была даже рада, что во рту у нее кляп. Соприкосновение с покрытым нечистотами полом привело ей на память не совсем вежливые слова, которым она научилась в лагерях у лесорубов, работавших на ее отца. Хотя араб и не понимал по-английски, пожалуй, к лучшему, что эти слова она не произнесла.

Шарлотта старалась глубоко дышать через нос, медленно выдыхая сквозь тряпку. Что бы ни случилось, она должна оставаться хладнокровной, прилагая все усилия, чтобы не потерять терпения и не выдать своего страха.

Воздух в темном трюме буквально кипел от жары. Теперь, когда Шарлотта точно знала, что это трюм, она различила возню крыс, бегавших по переборкам у нее над головой и суетившихся в сложенных вокруг нее грузах. Она содрогнулась и сотворила немую молитву о ниспослании ей чуда.

Патрик вздохнул и отошел от поручней на борту «Чародейки». Обычно ему доставляло удовольствие созерцание последних солнечных лучей, дробившихся в зеркале воды на закате, но сегодня он был в расстроенных чувствах.

Его друг и старший помощник капитана на корабле Том Кохран стоял позади. Это был крепко сбитый мужчина среднего роста, нижнюю часть лица скрывала густая серебристая от седины борода.

— Так мы отчалим сегодня с вечерним отливом, капитан? Мне кажется, что люди Халифа будут искать нас сегодня вечером, чтобы пригласить во дворец.

Патрик неопределенно кивнул. Они с Халифом были товарищами еще со школьных времен и дружили по сей день, но сегодня перспектива оказаться в роскошном дворце с его чудесами почему-то утратила свою обычную привлекательность.

— Да, — сказал он чуть хриплым голосом, — Прикажи отдать концы.

Он спустился в свою каюту, расположенную на нижней палубе. Помещение было на удивление тесным, так что в него входили лишь стол, кресло, несколько книжных полок, гардероб и койка. Не зажигая света, он с новым тяжелым вздохом безвольно опустился в кресло.

Было слышно, как на палубе и на мачтах шумят матросы, готовя корабль к отплытию, однако мысли капитана упорно возвращались к девушке, которую сегодня похитили на базаре. Что было в ней такого, отчего он так взволнован? И как ужасно обошлась с ней судьба! Ведь в этой части света сплошь и рядом пропадают молоденькие неосторожные девушки. Их похищают на базарах, на улицах, даже на палубах кораблей, и чаще всего их никто никогда больше не встречает. От этих мыслей у Патрика разболелась голова. Он чертыхнулся и швырнул о переборку первую попавшуюся под руку книжку.

В дверь постучали.

— Войдите, — мрачно ответил Патрик: если он промолчит, корабельный кок так и будет стучать, ожидая ответа.

На сей раз, однако, капитанский обед принес Кохран.

— Ради всех святых, зажег бы ты свет, — сказал старый моряк. — Ведь здесь темно, как у черта в преисподней.

Патрик потянулся к лампе, висевшей над столом, снял стекло и поднес к фитилю спичку. Он не пытался скрыть, что недоволен вторжением.

— Что тебя гложет? — громогласно спросил Кохран, водружая на стол поднос с обедом. — Или ты не нашел той милашки и танцовщицы, на которую положил глаз, как только мы бросили якорь?

Патрика окатила волна неожиданного стыда, хотя он и не мог бы сказать, что ее вызвало. В конце-то концов, он человек неженатый и никому не изменяет в те минуты, когда удаляется вслед за девчонкой в ее палатку, чтобы насладиться женскими прелестями.

— Я нашел ее, — отвечал он, опуская глаза на поднос с обедом. Тушеная баранина, черный хлеб да жидкий чай — как всегда.

Кохран хихикнул и расположился совсем по-домашнему, скрестив руки и прислонившись спиной к двери каюты, хотя никто ему этого не предлагал.

— Только не вздумай болтать, что она оказалась несговорчивой.

Патрик не удостоил эту реплику ответом. Он лишь внимательно посмотрел на Кохрана, а затем взял кусок черного хлеба и принялся жевать.

— Ой, да что же это я говорю! — продолжил Кохран скалить зубы. — Как же я мог забыть, что лег на свете такой бабы, которая отказала бы Патрику Треваррену! Но если это не танцовщица, то кто же так тебя задел?

Патрик оттолкнул от себя поднос, швырнул хлеб рядом с чашкой.

— Этот мир лишен жалости, — серьезно произнес он.

Старпом прикинулся потрясенным.