Мэри Бэлоу - Вифлеемская звезда Страница 4

Ребенок еще раз всхлипнул и сел на ковер, поджав ноги по-турецки.

– Не больше трех-четырех раз в день, когда я веду себя хорошо, – ответил он. – Но я все равно теряюсь.

– Три-четыре раза в день! – воскликнула она и повернулась к горничной, чтобы дать той указания посидеть несколько минут с ребенком. – Я сейчас вернусь, Ники, и ты поешь. Обещаю.

Энни с некоторым недоверием посмотрела на это чудо, когда ее госпожа вышла из комнаты. Она села на край кровати в двадцати шагах от него и подобрала юбки, будто боялась, что они запачкаются сажей, находясь в непосредственной близости от такого замарашки.

Эстель спустилась вниз по мраморной лестнице, высоко держа подбородок и стиснув зубы. По одному ее взгляду лакей кинулся через весь зал открывать двери кабинета милорда, даже предварительно не постучавшись. Хозяйка пронеслась мимо него и впилась взглядом в мужчину, поверенного мужа, который имел несчастье уединиться с графом в этот самый момент.

– Чем могу быть полезен, дорогая? – спросил граф, когда оба мужчины резко встали.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказала она, продолжая идти, пока не остановилась у окна, пристально глядя на серую, зимнюю улицу снаружи. Она даже не расслышала поспешную прощальную речь посетителя.

– Это было так необходимо, Эстель? – спросил ее муж тихим голосом, когда закрылись двери кабинета. – Портер – очень занятой человек, он своим трудом зарабатывает себе на хлеб и специально выделил время для этого визита. Он пересек половину города, чтобы приехать ко мне этим утром, заметь, по моей настоятельной просьбе. Таким людям дорога каждая минута времени. Они не должны быть подчинены прихотям аристократии.

Женщина отвернулась от окна. Она проигнорировала холодный выговор мужа.

– Алан, у меня в спальне находится ребенок. Худой, грязный, испуганный и голодный малыш.

Он нахмурился.

– Мальчик-трубочист? – спросил он. – Но что он делает у тебя? Ему нечего делать в тех комнатах, где нет его хозяина или одного из наших слуг. Я сожалею. Я прослежу за тем, чтобы это больше не повторилось.

– Он напуган, – сказала она. – Дымоходы темны, и он не может дышать. Он заблудился. А потом его бьют, когда он возвращается с чистки.

Граф сделал несколько шагов по направлению к ней, его руки оставались сцепленными за спиной.

– Да, судьба их незавидна, – констатировал он. – Бедные маленькие мальчишки.

– Он похож на чучело, – сказала Эстель. – Он даже не помнит, ел он сегодня или нет. Ему не разрешают много кушать из-за опасений, что он растолстеет.

– Они застревают в дымоходах, если слишком полные, – ответил он, – или слишком большие.

– Его бьют три-четыре раза в день, Алан! – воскликнула она. – У него нет ни матери, ни отца, чтобы заступиться за него. Его взяли из приюта.

Граф, нахмурившись, посмотрел на нее.

– Ты должна быть ограждена от такой неприятной действительности, – сказал он. – Я поговорю со Стебинсом, Эстель. Это не повторится. И я прослежу, чтобы ребенка на сей раз не наказывали. Мне жаль, что ты расстроена.

Он пересек комнату и остановился в двух шагах от нее. Эстель подняла на него глаза.

– Он всего лишь малыш, Алан, – повторила она. – Испуганный, голодающий маленький ребенок.

Он поднял руку и коснулся кончиками пальцев ее щеки.

– Я поговорю с трубочистом сам лично. Я что-нибудь предприму, обещаю.

Она взяла его руку и прижала к своей щеке.

– Ты что-нибудь предпримешь? – спросила она, темные глаза умоляюще посмотрели на него. – Ведь предпримешь? Ты обещаешь? Алан… – Ее голос стал взволнованным и тонким, – он всего лишь маленький ребенок.

– Он все еще в твоей комнате? – спросил он.

– Да, – ответила она. – Я обещала ему принести еду.

– Тогда пойди, возьми чего-нибудь, – сказал он. – И подержи его там некоторое время. Я приду к тебе туда.

– Придешь? – В ее глазах стояли слезы, она повернула голову и поцеловала его запястье. – Спасибо, Алан! О, спасибо!

Он открыл для нее дверь, его лицо было, как обычно, строгим и невозмутимым, затем одним движением брови подозвал лакея. Он послал слугу на поиски дворецкого и трубочиста.

Полчаса спустя граф Лайл стоял в спальне жены, сцепив руки за спиной, и смотрел на маленькую кучку тряпок, скрючившуюся над тарелкой, на которой ничего не было, кроме двух совершенно обглоданных косточек цыпленка и нескольких крошек хлеба. Наевшееся существо посмотрело на него снизу вверх широко распахнутыми и настороженными глазами. Глаза графини были такими же огромными и вопрошающими.

– Ты Николас? – спросил граф.

– Ники, дяденька, – ответил ребенок тонким, писклявым голосом.

– Хорошо, Ники, – сказал он, глядя на него вниз. – Итак, ты хотел бы остаться здесь и больше никогда не подниматься в дымоходы?

Мальчик захлопал глазами, открыв от удивления рот. Графиня прижала руки к груди, продолжая молча смотреть на мужа.

– Я поговорил с мистером Томасом, – продолжил граф, – и договорился с ним. А так же попросил миссис Эйнсфорд, нашу экономку, найти тебе работу на кухне. Ты будешь жить здесь и, соответственно, питаться и одеваться. Будешь работать на меня столько, сколько пожелаешь, при условии добросовестного выполнения своей работы. И тебя никогда не будут бить.

Он замолчал и посмотрел на мальчика, который продолжал глазеть на него с открытым от удивления ртом.

– Тебе есть что сказать? – спросил он.

– И больше никаких дымоходов? – переспросил ребенок.

– Никаких дымоходов.

Рот Ники снова открылся.

– Тебе нравится мое предложение? Хотел бы ты быть одним из моих слуг?

– Вот это да, дяденька! – воскликнул мальчик.

Эти слова граф интерпретировал как предварительное согласие. Он передал заботы о своем новом слуге экономке, которая ожидала за дверью и которая считала, что ее положение в доме было достаточно высоким, чтобы позволить себе поцокать языком и закатить глаза к потолку. После чего она взяла маленького оборванца за руку и повела вниз по ступеням в кухню к большой оловянной ванне, которую поставили две служанки и уже наполняли водой.

Эстель, ослепительно улыбнувшись мужу, поспешила вслед за ними. Ее белое платье, отметил он, стоя и провожая взглядом, все еще держа руки за спиной, было запачкано в нескольких местах.

Она была даже красивей, чем обычно.

***

Эстель лежала в объятиях мужа, чувствуя себя расслабленной и сонной, но все же не желая сдаваться на милость сна. Это был счастливый и волнующий день, и она бы хотела, чтобы он не кончался.

Кульминацией дня стало то, что, когда она уже лежала в кровати, впервые за две недели Алан пришел к ней. Он не сказал ни слова, он почти никогда ничего не говорил в таких случаях. Но он медленно любил ее, его руки и губы были нежными и возбуждающими, а тело ожидало ответной реакции на уговаривающие ласки. Им хорошо вместе в постели. Так было всегда, кроме первого раза, когда она была слишком взволнована и весьма неопытна в том, что ей следует делать. Даже когда они ссорились, между ними всегда проскакивали искры страсти. Но слишком часто они гневались друг на друга, и после того, когда удовлетворялась жажда тел, всегда оставался осадок какой-то горечи.