Николь Фосселер - По ту сторону Нила Страница 40

Ни слова не говоря, Джереми протянул ей руку, и она так же молча вложила в нее свою ладонь. А потом тишину нарушали лишь их шаги, сначала по сухой земле, а потом по гравию, да ветер прошелестел в листве над их головами и смолк.

– Ты будешь писать мне из Чичестера?

Новый раскат грома потряс воздух. На этот раз более сильный и отозвавшийся продолжительным эхом. Тем глубже и пронзительнее показалась нависшая после него тишина.

– Джереми!

В тучах блеснула молния.

Внезапно Джереми остановился и еще крепче сжал ее руку.

– В последнее время я много думал над этим, Грейс. У меня не идет из головы, как так вышло, что министерство предоставило выпускникам пять мест в одном полку? Лично я не могу объяснить это одной лишь военной реформой. Мне кажется, здесь имеются более веские причины.

Уголки его рта напряглись, между бровями пролегла чуть заметная складка.

– Сейчас все как будто тихо, однако не исключено, что в недалеком будущем министерство планирует вовлечь нас в какое-нибудь дело.

Горло Грейс сжалось так, что говорить стало трудно.

– И что это может быть?

– Вероятно, Африка, – ответил Джереми, глядя куда-то вдаль. – Новый кризис после зулусов и буров. Может, Египет.

Египет. Песок, пирамиды и Нил. Фараоны, феллахи и сфинксы. Грейс попыталась вспомнить, что в последнее время читала об этой стране в газетах и журналах. Коррумпированное и бедное государство, много задолжавшее европейским державам и потому подверженное их влиянию. Марионеточное правительство, хедивы и Османская империя. Египет – яблоко раздора для Великобритании и Франции и зона вечных конфликтов египтян и черкесов, турок и албанцев, нищеты и роскоши, прошлого и настоящего. Страна, далекая от Суррея, как Луна.

– Королевский Суссекский поддерживает гарнизоны на Мальте и Кипре. По всей видимости, в Чичестере я долго не задержусь. По крайней мере, надеюсь на это. И, если начнется война, я хотел бы быть там, Грейс! Это мой шанс, пойми, мой шанс выслужиться, быть может, получить повышение. – Его глаза горели как в лихорадке. – Это наш с тобой шанс, Грейс.

Сердце бешено колотилось в ребра, и Ада еще сильней прижалась спиной к стене возле двери. О привидениях лучше было не вспоминать. При одной мысли о них волоски на ее руках вставали дыбом. Тем не менее страха она не чувствовала. Вероятно, из-за близости Саймона. А он находился рядом, в этом ее убеждал скрип половиц с той стороны двери.

– Ада?

Так или иначе, сегодня утром она одна, без сопровождения ускользнула из комнаты для гостей, чтобы взглянуть на домик садовника вблизи, пока Грейс крепко спала на широкой кровати под балдахином.

– Ада, где ты?

Тут Ада заметила в комнате кровать, на которой лежали кипы отсыревшего постельного белья и несколько подушек, и сердце ее упало.

– Я здесь, Саймон.

Когда он вошел, ища ее глазами, она отделилась от стены и, обойдя его сзади, встала в ногах кровати. Попутно Ада скинула туфли и вытащила из волос оставшиеся шпильки. Саймон протянул руку, но Ада обошла его стороной. Встречаться с ним взглядом она тоже избегала.

Потом она прикрыла глаза и расстегнула на платье верхние пуговицы. Всего их было немного, так что одеваться и раздеваться она могла без посторонней помощи.

– Что ты де…

Вопрос будто застрял у него в горле, которое вдруг стало сухим и жестким, как наждачная бумага. Не в силах пошевелиться, Саймон смотрел, как Ада выскользнула из своего платья, оставив его лежать на полу, как один за другим расстегнула на груди крючки корсета и небрежно отбросила его в сторону; как с нее наконец упала нижняя юбка.

Саймона бросало то в дрожь, то в холод. Он судорожно сжимал пальцами пиджак, который снял, когда поднимался по лестнице.

Нет, Ада, нет… прекрати…

В одном нижнем белье она села на край кровати и, не торопясь, спустила чулки. Затем сжалась в комок, чтобы снять через голову приталенную сорочку, и поочередно приподняла бедра, стягивая длинные панталоны с оборками.

После этого, оглядев гору белья у своих ног, Ада села, слегка подавшись вперед и сдвинув колени. Густые волосы шелковыми прядями падали на ее грудь и плечи.

Ада подняла раскрасневшееся лицо и посмотрела на Саймона, склонив голову набок.

– Ну, давай же!

Ее бледная кожа казалась прозрачной, как у русалки. Во всем ее облике не чувствовалось никакой порочности. Ада была сама невинность, и все это походило на игру. И в то же время Ада предстала перед Саймоном воплощенным соблазном, женщиной в полном смысле этого слова.

Нет, Ада, нет, мы не имеем права… Пиджак выскользнул из рук, и ноги сами понесли Саймона к ней. За четыре шага до кровати он вдруг вспомнил о полковнике. Я не могу, я не должен… Уж сэр Уильям позаботится о том, чтобы Саймон Дигби-Джонс вылетел со службы и никогда больше не нашел себе места. Воображение рисовало картины одну кошмарней другой. Он видел, как отец Ады направляет на него пистолет и решетит его пулями, а затем вынимает саблю и одним ударом… О боже, Ада, я так хочу тебя…

Потом Саймон опустился перед Адой на колени и больше уже ни о чем не думал.

Осторожно, словно боясь, что она растворится в воздухе или оттолкнет его, Саймон положил руки на ее бедра и, убедившись, что ничего страшного не произошло, приложился к ним щекой. От нее исходил едва уловимый аромат, насыщенный, как запах поздних лилий. Саймон раздвинул головой ее ноги и, обхватив руками бедра, узкие и в то же время полные и округлые, принялся прокладывать себе путь к источнику запаха.

Когда Саймон прижал лицо к ее темному лобку, Ада дернулась и издала похожий на смешок звук. А Саймон продвигался все выше и выше, через плоский живот к маленьким грудям, бледные кончики которых походили на розовые бутоны.

Тем временем она запустила пальцы в его волосы и принялась ласкать ему затылок, отчего по спине у Саймона словно пробежал электрический ток. Наконец Ада стащила с него рубашку, а уже сам он, не помня когда и как, снял с себя носки и ботинки.

Оба улыбались как безумные, когда Ада, откинувшись назад, осторожно опустилась на середину кровати, а Саймон, рывком стащив с себя брюки и трусы, оказался на четвереньках сверху.

А потом была только Ада. Ее мягкая кожа и волосы, тонкие руки и нежные девичьи округлости тела, ее рот, язык – все, к чему он прикасался и что пробовал на вкус, все, чем он дышал, была Ада и только Ада. Ее пальцы, еще неопытные и в то же время уверенные, трогали, гладили и направляли его. Каждый мускул его тела был напряжен до предела, каждая жилка готова разорваться от переполнявшего его желания. Он будто ждал чего-то, но забыл чего. Вероятно, он хотел о чем-то спросить Аду, или она сама должна была ему что-то сказать. Но вдруг его терпению пришел конец, и он, как мог медленно и нежно, вошел в нее и остановился, чтобы перевести дух. А дальше ему уже ничего не оставалось, как полностью отдаться на волю той пьянящей волны, которая исходила от Ады.