Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Дыхание утренней зари Страница 40

Анжелина вежливо улыбнулась собеседнице, приблизилась к очагу, сняла перчатки и платок, которым были покрыты ее волосы.

– Нет ничего странного в том, что на этаже тихо, мадам. Мне пришлось отвезти пациентку в мой диспансер, по медицинским показаниям. Я вернулась, чтобы успокоить ее родных. Ближе к полудню роженицу осмотрит наш доктор.

Хозяйка таверны, черноволосая сорокалетняя матрона с округлыми формами, уперла руки в бока.

– Я так и знала! Эта девчонка ростом, как мой десятилетний сын, и худая – куда ей детей рожать, спрашивается? Я в жизни таких худосочных не видела!

– Я охотно выпью чашечку кофе с молоком, мадам, – доброжелательным тоном обратилась к ней Анжелина. – Ваше удивление вполне понятно. Все объясняется просто: моя пациентка родом из Азии, если быть точной, из Вьетнама.

– Если бы я знала, где этот Вьетнам находится!

После этого признания в собственном невежестве мадам направилась в прилегающую к общему залу кухню. Если не считать потрескивания дров в очаге и стука посуды, в большом доме было на удивление тихо.

«А сон у Деплантов крепкий, как у праведников! – подумала Анжелина. – Что ж, не стану его нарушать…»

Испытывая огромную радость, которая обычно посещает нас, когда мы поступаем по совести, Анжелина спокойно устроилась за столом с чашкой сладкого кофе с молоком. Горячий напиток взбодрил ее. Невзирая на то что ей пришлось трястись в коляске, она не испытывала ни малейшего недомогания. Голова ни разу не закружилась. Анжелина поймала себя на том, что улыбается. Подумать только, а она уже было поверила в злые чары Леоноры Лезаж!..

– Надо бы заплатить за ночь и за кофе, – обратилась к ней хозяйка таверны.

– Разумеется. Вот ваши деньги!

Анжелина встала со скамьи и положила на стол три серебряных франка. Она прекрасно знала, что это весьма щедрая плата.

– Смотрю я на вас и думаю… Обычно повитухи так деньгами не швыряются!

Передернув плечами вместо ответа, молодая женщина направилась к лестнице. Пришло время разбудить своих малоуважаемых клиентов из Сали-дю-Сала. В коридоре второго этажа она остановилась. Из комнаты Деплантов доносились голоса. Разговаривали тихо, но интонации были уж никак не мирными. Стараясь совладать со вполне объяснимым волнением, она дважды стукнула в дверь.

– Кто там? – спросила Морисетта Деплант.

– Это повитуха Лубе!

Юбер распахнул перед ней дверь. Вид у мужчины был расстроенный. Он еще не снял пижаму и халат, а вот его матушка была в своем дорожном платье.

– Что вообще происходит? – сухо поинтересовалась дама. – Мой сын несколько раз стучал в дверь комнаты супруги, но никто ему не открыл! Мы решили, что Мари-Люсиль заснула, ребенок спит, ну, и вы тоже. Надо же, какой крепкий у вас сон!

Анжелина посмотрела сначала на мать, потом на сына, после чего подошла к небольшому камину с опущенной металлической заслонкой.

– Давайте поговорим начистоту, – предложила она. – Если вы так беспокоитесь о благополучии матери и ребенка, почему вы не пришли сразу, когда дитя появилось на свет? Я знаю ответ на этот вопрос, и он очень простой: нет на свете никакой Мари-Люсиль Деплант, потому что вот этот вот господин не имеет супруги! Эта несчастная молодая женщина – ваша рабыня! Но она заслуживает лучшей участи, чем та, что вы ей уготовили, поэтому я отвезла ее в надежное место.

– Что? Нет, вы это слышали?! – взвилась коммерсантка. – Юбер, немедленно зови жандармов!

– Зовите жандармов, мадам, зовите! И я расскажу им, что узнала от этой несчастной. Что ваш сын, этот добрый католик, посмел купить Ан-Дао у ее родных! И заплатил ее дяде за молчание, хотя его собственная дочка, кузина Ан-Дао, скоропостижно скончалась, не выдержав мужской требовательности своего мучителя – вашего сына! Может, мсье вас об этом и не уведомил, но… На вашем месте я бы не стеснялась показать обществу в Сали-дю-Сала свою невестку. О нет! Я бы сгорала от стыда при мысли, что породила это порочное чудовище!

Молчание Морисетты свидетельствовало против нее: она все знала. Красный как рак Юбер ожесточенно тер подбородок.

– И вы поверили россказням этой полоумной? – наконец спросил он тоном, в котором был намек на сарказм.

– Представьте, поверила! И эта история мне настолько не понравилась, что я поспешила вырвать эту невинную душу из ваших когтей! Вы называете бредом свое намерение отвезти ее к своему кузену-фермеру в Кастийон, который согласился взять ее в дом служанкой, а заодно и наложницей? О, этот добрый человек решил, что ребенок его не обременит. Несколько лет – и его можно отправить пасти скотину! Конечно, если это будет мальчик… А если родится девочка, ее всегда можно подбросить в воспитательный дом в Люшоне или где-нибудь в Испании. Так что же вы не идете за жандармами? Зовите их скорее, и мы узнаем, давно ли во Франции запрещено рабство![14]

Едва эти слова были произнесены, поведение Морисетты Деплант переменилось. Еще минуту назад такая надменная и непреклонная, она поддалась панике. Лицо ее перекосилось, словно она готова была заплакать.

– Повитуха Лубе, бога ради, не выдавайте нас! У нас есть деньги, и я дам вам полный кошелек сейчас, а потом вышлю еще почтовым переводом! Не судите моего сына строго! Жить в Азии нелегко – невыносимый климат, болезни… И, поверьте, женщины в тех краях – они понятия не имеют о нравственности, так что…

Побледнев от гнева, Анжелина указала пальцем на стоящего перед ней мужчину:

– По-моему, вы обвиняете в безнравственности не того человека, мадам! У меня в голове не укладывается, что вы, мать, можете закрывать глаза на аморальное поведение сына! Ваша история сразу показалась мне странной, и я благодарю Господа, что у Ан-Дао хватило смелости рассказать мне правду. Оставьте ваши драгоценные деньги при себе! Я в них не нуждаюсь и, если бы пришлось, сама заплатила бы вам за освобождение вашей узницы. Просто я не желаю даже говорить о ней как о вещи, предмете купли-продажи! А вам мне остается только дать один-единственный совет: уезжайте! Прикажите запрячь ваших красивых лошадей, садитесь в свое прекрасное ландо и уезжайте!

Юбер Деплант в возмущении топнул.

– Бордель! Что вы с ней сделали? Ты знаешь, где живет эта повитуха? – обратился он к матери. – Пусть вернут мне Мари-Люсиль!

– Она сейчас не у меня дома, я не настолько глупа. Но вам не узнать, куда я ее отвезла, как бы вы ни просили и ни угрожали. Хотя, спешу вас утешить, ради сохранения приличий я и сказала хозяйке таверны, что отвезла пациентку к себе в диспансер.

Внезапно Юбер закрыл лицо руками с некрасивыми, узловатыми пальцами, потом прошел к кровати и сел.

– Ничего страшного не случилось, мой мальчик! – обратилась к нему мать.