Кэт Мартин - Цыганский барон Страница 40

— Я все утро мечтал об этом, — сказал наконец Доминик, целуя ее во влажный висок, — боялся только, что тебе будет больно.

— Мне чудно, — ответила Кэтрин. — Лучше, чем чудно.

— Я не хотел так торопиться, — улыбнулся Доминик.

— Ты — прелесть.

Доминик нежно коснулся ее губ.

— Мне бы хотелось лежать здесь с тобой еще и еще, но, увы, не могу. Мне надо уехать, Кэтрин. Завтра вечером я вернусь.

— Куда ты едешь?

— В городе есть таверна «Черный буйвол». Владелец — романе гаджио — друг цыган. Он у нас как связной — получает сообщения от некоторых наших друзей и передает нам. Вчера мне сказали, что посыльный моего отца приезжает в маленький городок на побережье.

— От отца? — переспросила Кэтрин, оправляя платье.

Доминик тоже сел и стал застегивать брюки.

— Это долгая история. Когда-нибудь я ее тебе расскажу.

— Доминик…

— А пока я хочу, чтобы ты знала, что я все уладил.

— Доминик, ты должен выслушать меня…

— Я выслушаю, обещаю тебе. Мы обо всем поговорим, и я отвечу на все твои вопросы, но только после моего возвращения. Знай только, у меня довольно денег, чтобы о тебе позаботиться. Когда мы приедем в Лондон, я сниму тебе дом в предместье. У тебя будет много красивых нарядов и слуг — у тебя будет все, что пожелаешь.

Кэтрин растерялась.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что мы будем вместе, как сейчас. Я иногда буду уезжать от тебя по делам, но мы сможем часто видеться, и ты, любовь моя, ни в чем не будешь нуждаться.

Понемногу до Кэтрин стал доходить смысл его предложения.

— Ты собираешься поселить меня в загородном доме? У тебя есть для этого деньги?

— Да.

— В Лондоне?

— Да.

— Так ты собираешься сделать меня своей содержанкой?

— Кэтрин, — взволнованно заговорил Доминик, — англичанин не женится на тебе. Теперь уже никогда не женится.

— А как же ты, Доминик? Ты, кажется, тоже не собираешься жениться. Или я уже надоела тебе?

Доминик помрачнел.

— Я уже говорил тебе, Катрина, я никогда не женюсь. Это дело решенное. Пойми, это не так уж важно — замужем ты или нет. Я позабочусь, чтобы ты была окружена вниманием, лаской, чтобы у тебя были деньги…

Все казалось таким унизительным, что Кэтрин боялась сойти с ума. Она начала хохотать, хохотать как безумная, как не смеялась никогда в жизни.

— Ты собираешься сделать меня твоей любовницей? Представить всему Лондону как твою шлюху? Как это мило, Доминик. Я должна была догадаться, что ты ловкач по улаживанию дел. — Кэтрин смеялась почти истерически.

— Прекрати! — Доминик начинал выходить из себя. — Я думал, ты будешь довольна… или, может, ты боишься, что кто-то в Лондоне знает, что я цыган? Можешь не беспокоиться.

Кэтрин не могла остановить полубезумный смех.

Как могла она хоть на секунду поверить, что он испытывает к ней глубокие чувства? Как она могла быть такой дурой? Кэтрин вспомнила о Яне. «Ты ему скоро надоешь, как надоела я». Кэтрин вспомнила предупреждение Персы: «Мой сын никогда не женится». Ком подкатил к горлу.

Для Доминика она была лишь очередной покоренной вершиной, еще одной женщиной-на-время. Он добился того, чего хотел с самого начала. Она вспомнила о том, как только что просила любить ее — он добился даже большего, чем предполагал.

— Прости, Доминик, — сказала она, проглотив обиду и слезы. — Твое происхождение здесь ни при чем. Просто…

Кэтрин тихонько рассмеялась, но смех ее был слишком похож на плач. Как страдала она, как мучилась, собираясь рассказать о том, почему им не суждено быть вместе. Сейчас, после того, что он предложил, в душераздирающей исповеди необходимости не было.

— Ты прав, — продолжала Кэтрин. — Ты сообщил мне чудесную новость. Это и в самом деле все решает.

Согласись Кэтрин на это унизительное предложение, ее честь и честь семьи была бы запятнана навсегда. А еще был тот человек, который хочет ее смерти. Не очень-то он обрадуется появлению Кэтрин! Один Бог знает, чего еще от него ждать.

— Конечно, — согласился Доминик, однако в голосе его не было уверенности. — Ты будешь счастлива. Обещаю тебе. Только верь мне, а об остальном я позабочусь.

— Я верю тебе, Доминик.

«Когда-то это было так».

— Всегда верила.

Доминик пристально посмотрел ей в глаза. Что-то она скрывает, по сейчас нет времени выяснять что.

— Мне пора. Я вернусь к завтрашней ночи. Если все пойдет гладко, дня через три мы уедем.

— Как скажешь.

Доминик взглянул на нее исподлобья. Стоило бы поговорить с ней, развеять ее сомнения, но времени не было.

— Поговорим об этом потом, — пообещал он. — Все будет хорошо,

Кэтрин кивнула.

— Прости, Доминик. Все произошло так неожиданно. Я уверена, что ты поступаешь правильно. Когда мы вернемся в Англию, все будет хорошо.

Он наклонился и поцеловал ее, поцеловал как собственник, как мужчина, сознающий свое право на нее, и в этом жесте не было ни теплоты, ни трепетности.

— Завтра поговорим. А потом я отвезу тебя домой.

— Да, хорошо бы вернуться домой поскорее.

Сообщение из Англии поступило еще в апреле, но к Доминику письмо попало только сейчас. Отцу стало хуже. Маркиз просил сына приехать как можно скорее. Видимо, так и не дождавшись вестей от Доминика, старик Грэвенвольд отправил второе послание, в котором просил Доминика встретиться с курьером из Англии.

Встреча должна была состояться в маленькой таверне за Пальвасом, небольшим городком на юге Франции. Туда и ехал Доминик.

Нельзя сказать, что Доминик совершенно не испытывал угрызений совести. Старый маркиз, каким бы несносным человеком ни был, все же его отец. Всякое могло случиться с человеком в его возрасте. Оправдывало Доминика лишь то, что отец так часто слал ему письма с жалобами на здоровье, требуя немедленного возвращения, что Доминик перестал воспринимать их всерьез. Однако, похоже, на этот раз дело обстояло серьезнее. Во втором письме не было ни жалоб, ни угроз, его только просили встретиться с курьером из Грэвенвольда в таверне «Три сестры» возле Пальваса. То, что отец не требовал возвращения сына, настораживало Доминика. Посыльный должен был приехать двадцать шестого апреля и остаться до приезда Доминика.

Может, и не стоило клевать на заброшенную стариком наживку, думал Доминик, сворачивая на разбитую дорогу, ведущую к «Трем сестрам», но курьера было жалко: парню пришлось проделать немалый путь, пересечь линию фронта, пробираться по враждебной стране. Доминик не мог не отдать ему должное и чувствовал себя обязанным выслушать то, что посланец должен был ему сказать.

Кроме того, Доминик и сам собирался возвращаться. А значит, можно было убить одновременно двух зайцев, да еще и сделать необходимые приготовления.