Тамара Лей - Звезда гарема Страница 40

– Нет, снова ты лжешь, – обвинила его девушка и мстительно добавила: – Твои соплеменники все такие врали?

Подойдя к своей лошади, де Готье открыл суму и что-то нашарил внутри. Это было запечатанное письмо.

– Вот, – произнес мужчина, вручая его своей спутнице, – это тебе объяснит кое-что. Потом, возможно, ты оставишь свои дурные мысли.

Александра молча смотрела на письмо. Перевернув его, она увидела свое имя, нацарапанное на обратной стороне, и узнала почерк матери.

– Откуда у тебя это? – потребовала девушка объяснений.

– Халид. Хотя мне и было запрещено отдавать его тебе до тех пор, пока мы не прибудем в Англию, при сложившихся обстоятельствах это не имеет значения.

Сломав печать, Александра раскрыла письмо и впилась глазами в арабскую вязь. Совершенно очевидно, что Сабина не до конца доверяла Люсьену и, невзирая на то, что так до конца и не овладела письменным языком второй родины, но все же предпочла арабский язык своему родному.

Отвернувшись от де Готье, девушка дошла до отполированного ветрами выступа в скале, и уселась на него. Она начала читать послание матери с того света, и от волнения ее руки тряслись, а строчки прыгали перед глазами.

Моя любимая Александра! Я молю Бога, чтобы ты когда-нибудь простила меня за мой обман, сожалению, ты не оставила мне выбора. А я неоднократно говорила, Алжир – не твоя родина. Твое место в Англии, рядом с отцом. Там ты найдешь мир, где должна была родиться и к которому ты стремилась. Может быть, ты поймешь меня лучше, если я открою тебе тайну, которую храню уже два года: я умираю. С каждым днем кашель становится. Все сильнее, а боль все острее. Лекарь говорит, что конец близок. С радостью жду я этого дня избавления от мучений. Люсьен не знает о твоем происхождении, поэтомуя дала ему указания доставить тебя к, моим тете и дяде, Тарольду и Бетильде Тладбрукски, а они отправят тебя к отцу. Молю тебя, не раздражай англичанина. Прощай, доченька, и помни, что я люблю тебя больше Всего на свете.

Девушка дважды прочитала письмо. С каждым разом все больше слез капало на строки, но слова письма оставались прежними. Она чувствовала, как сразу постарело ее лицо, к тому же трудно было дышать. Внезапно рука Люсьена опустилась на ее плечо.

Рассудок ее противился его трогательной заботе, но в то же время хотелось повернуться к нему, упасть на грудь и долго плакать. Но этот человек был злейшим врагом ее отца, а значит, и ее недругом. Кроме того, мысль о своей полной зависимости от его прихотей и капризов раздражала своевольную красавицу.

Мысли об отце и врагах де Готье сумели на время овладеть Александрой и настроить ее весьма агрессивно, но затем страдающее сердце взяло верх. Бедняжка повернулась к Люсьену, уткнулась в его широкую грудь, хотя понимала, что от его объятий ей нужно держаться подальше. В отчаянии Александра схватила его за халат и зажала в маленьких кулачках прочную ткань. Крепко прижавшись к Люсьену, она оросила потоком слез его одеяние.

Борясь с состраданием, вспыхнувшим в нем, де Готье помедлил, а потом еще крепче прижал ее к себе. Он искренне жалел это юное прекрасное существо, только что потерявшее мать. Время шло, это пагубно сказывалось на их планах, но мужчина дал девушке возможность облегчить душу. Халат у него на груди промок до нитки, ее рыдания сменились судорожными всхлипываниями, напоминающими икоту, а день сменился ночью. Только тогда он отстранил ее от себя и заглянул в покрасневшее лицо и опухшие от слез глаза.

– Так, хватит, пора отправляться дальше, – произнес де Готье, – большим пальцем осторожно проводя по нижним векам девушки, чтобы убрать оставшуюся влагу. – Нам предстоит еще много миль проскакать по арабской земле.

Эти мили унесут Александру от мести, которую она так долго лелеяла в своем сердце. Сейчас неважно, умерла мать от болезни или нет. Имела значение только драгоценная возможность прожить рядом с Сабиной хотя бы несколько дней, украденных у нее злобной женщиной, так непоправимо приблизившей неизбежное.

Люсьен де Готье отказывает ей в такой мести, которую нужно видеть своими глазами. Неужели нельзя убедить его оставить ее в покое? Александра видела сострадание в его глазах, сменившее прежний нескрываемый гнев, и отвращение, но разве этого достаточно? Он выработал свой план и не отступит от него.

Свалившаяся на нее беда не давала думать ни о чем другом. Слишком долго Александру прятали от суровой реальности, а теперь, когда эти ужасы свалились на ее плечи, настало время доказать миру, что она не ребенок, как часто называла ее мать. Александра считала себя вполне сформировавшейся женщиной и больше не могла позволить никому вести себя с ней, как с ребенком.

Девушка освободилась из объятий Люсьена.

– Не прикасайся ко мне. Мне ничего от тебя не надо.

Поначалу Люсьен был слишком ошеломлен этой внезапной переменой, чтобы скрыть свое изумление. Затем, увидев ее упрямо сжатые губы и огонь, полыхающий во влажных глазах, мужчина сжал руки в кулаки, и его лицо окаменело. Тысячу раз дурак! Он же знал, что имеет дело с девушкой из рода Байярдов, но позволил себе поддаться на эту приманку. Боже, что заставило его утешать эту сумасбродную гордячку! Будь проклята слабость! К черту чувства! К черту ее! Люсьен выпрямился.

– Отлично! Он повернулся на каблуках, направляясь к лошадям. – Не копайся долго, мы скоро едем.

– Ты поедешь, Люсьен де Готье, но не я. Даже если мне придется пешком идти до Алжира, я пойду.

Произнеся эту тираду, Александра тут же поняла, насколько нелепа ее угроза. У нее нет выбора, она должна идти с ним. Мысленно девушка обругала себя за детскую хвастливость.

Люсьен остановился. Неужели письмо не заставило ее отказаться от мысли остаться на арабской земле? Какую месть приготовила Александра Лейле? Если бы она до конца была честна с собой, она бы поняла, что первая жена сыграла на руку Сабине. Вместе с ней ушла в могилу мучительная острая боль, от которой – он видел это своими глазами – страдала несчастная женщина. Теперь же она покоится с миром.