Сьюзен Виггз - Страж ночи Страница 41

Из своего убежища Лауре прекрасно были видны оба соперника. Они уселись лицом друг к другу и Джамал поставил локоть на стол. Рука шведа оказалась на несколько дюймов длиннее. Зрелище было завораживающее: темнокожий африканец и бледный викинг.

Роль судьи взял на себя папский нунций.

— Левую руку за спину, — скомандовал он.

Джамал подчинился, но Горвальд замешкался.

Нунций коснулся его руки:

— Вот эта левая, мессир.

Судья поднял руку.

— Начали! — рука разрубила воздух.

Горвальд улыбнулся, предвкушая легкую победу, но тут же нахмурился, столкнувшись с неожиданным сопротивлением: Джамал не уступал ему в силе.

Ясмин, прижав руки к груди, шептала молитву.

Удивление шведа сменилось холодной решимостью. Плотно сжав зубы, он явно взялся за дело всерьез, вознамерившись непременно расправиться с противником.

Мышцы мужчин напряглись до предела и окаменели, зубы скрипели. Горвальд выругался. Руки дрожали, но ни один из соперников не сдавался. Джамал казался изваянием, и неподвижно устремленные в одну точку глаза усиливали сходство со статуей, только обильно струившийся по лицу пот свидетельствовал, что за столом сидит живой человек.

В зале стоял оглушительный рев — соперников подбадривали с азартом, усиленным столь необычной ставкой. Звенели и переходили из рук в руки монеты — заключались пари. Но постепенно воцарилась тишина.

Внезапно бледно-голубые глаза Горвальда вспыхнули, его рука будто налилась свежей силой, а темнокожая рука Джамала начала клониться тыльной стороной ладони к столу.

На глазах Ясмин появились слезы. Толпа замерла, дожидаясь неизбежного исхода поединка.

Лаура сожалела, что нельзя дать Джамалу совет, ведь у шведа была одна слабость: не зря напоминал Горвальд гранитную скалу — ума у него было не больше. Глупостью шведа и решила воспользоваться девушка.

Рука Джамала, влажная от пота, уже находилась в нескольких дюймах от стола, но надежда и уверенность не покидали африканца.

Лаура набрала побольше воздуха и прошептала сквозь занавес имя шведа:

— Горвальд!.. Горвальд!..

Голова великана так резко дернулась, что рогатый шлем скатился на пол с громким лязгом. Взгляд викинга метнулся в сторону в поисках звавшего его человека.

— Горвальд!.. Я сзади!.. — шепнула Лаура. — Посмотри на меня!..

Горвальд обернулся. И тут же Джамал резким движением припечатал его руку тыльной стороной ладони к столу. Все свершилось так быстро и внезапно, что швед опешил, его туша наклонилась и…

Издав звериный рев, он рухнул на пол. Казалось, весь огромный Дом Свиданий содрогнулся, а затем наступила мертвая тишина.

Собравшиеся для веселья стояли молча и неподвижно возле стола, у которого замер великан.

Первой опомнилась мадонна дель Рубия. Достав из-за лифа крошечный флакон, она оросила духами кружевной платок и опустила его на лицо Горвальда. Тот чихнул и очнулся.

Хозяйка заведения наклонилась к нему:

— Мессир, вы задолжали мне еще тридцать эскудо, кружевные платки и изысканные духи нынче в большой цене, — она опять улыбалась с легкой издевкой.

Ясмин и Джамал горячо обнялись. Африканец подхватил возлюбленную на руки и понес через приветствующую их толпу к лестнице. Перед глазами Лауры мелькнуло счастливейшее лицо подруги.

«О, Ясмин! — думала девушка, смахивая слезы радости, — ты сама, влюбившись, нарушила самую главную заповедь куртизанки!»

Горвальд, придя в себя, выпил залпом целую флягу вина. На весь зал жалуясь на некие призрачные голоса, появившиеся в заведении, проклиная неудачу, он тут же растянулся на полу, явно намериваясь хорошенько выспаться.

В дверь салона ввалилась еще одна компания разодетых в маскарадные костюмы, и Лаура поняла, что близится время ее выхода.

И вдруг в зал вошел… маэстро! Она узнала его по маске сатира — ее Тициан показывал ей несколькими днями раньше. А тучный Бахус, шедший следом, был, конечно, никем иным, как Аретино. Чтобы определить это, Лауре не нужно было ждать, когда затрясется от смеха его знаменитое брюхо. С ними вошел в салон и некто третий, одетый в костюм великого бога войны.

— Да здравствует Марс! — прокричал кто-то.

Головы всех присутствующих обернулись в сторону незнакомца — человека могучего телосложения, в белой тунике и золотой маске, с крылатым шлемом на голове.

«Сансовино», — решила Лаура. Скульптор редко появлялся где-либо без сопровождения своих друзей, и союз этой троицы прославился настолько, что люди стали называть их триумвиратом.

И все же какое-то странное предчувствие охватило Лауру: она ведь изображала Венеру, любовником которой, согласно мифологии, был Марс.

— Опоздали! — пробормотал Сандро.

Из-под маски голос прозвучал глухо, но Страж Ночи сам настоял на таком маскарадном костюме, в котором его уж наверняка никто не узнает. Не хватало еще, чтобы по Венеции поползли слухи, будто он накануне Великого Поста развлекался в борделе!

— Не глупи! — сказал Аретино. — Гулянье только началось. Мы не опоздали.

Поэт вошел в зал и похлопал себя по животу.

— Ах, Венеция! Что может быть лучше, чем вечер в Доме Свидания? Разве что ночь с прекрасной женщиной где-нибудь на берегу залива.

Бросив на Пьетро сердитый взгляд, Сандро перешагнул через спящего викинга. Вид возлежащего на полу человека ничуть его не удивил. Во время карнавала в Венеции можно было увидеть и не такое! Даже продажу девственницы, например.

Взяв с подноса проходящего слуги кубок вина, он приподнял маску и выпил.

— Где же Лаура?

— Терпение, старина! — сказал Аретино. — Будь терпелив, и ты многого достигнешь, по крайней мере, своего не упустишь.

Сама мысль о том, что он пришел в бордель покупать женщину, вызывала у Сандро отвращение. Он и так уже запачкался и унизил себя появлением в карнавальную ночь в заведении мадонны дель Рубия. Этот поступок шел вразрез с его тщательно оберегаемыми понятиями о нравственности, устоявшимися за жизнь. Все же ему удалось убелить себя, что он намерен одержать верх на торгах только для того, чтобы сохранить добродетель девушки и, отсрочив момент ее падения, дать ей время осознать ошибочность своего выбора.

Не обращая внимания на призывный взгляд шлюхи, облаченной в наряд сирены, Сандро, молчаливый и скованный, ждал выхода Лауры. В белой тунике, позаимствованной у Тициана, он чувствовал себя нелепым, даже смешным. Широкий пояс охватывал талию, а длинный римский меч при ходьбе царапал пол. Зато никто, даже стражники, не узнали его. Кавалли настоятельно требовал, чтобы маскарадный костюм позволил ему остаться неузнанным, и Тициан добился этого с присущим ему мастерством художника.