Барбара Картленд - Монетка на счастье Страница 41

Выскользнув через боковую дверь, она прошла к террасе по дорожке, невидной из окон, и стала ждать у падубов. Через несколько минут по террасе прошествовала Берил, за ней, шурша, тянулась наброшенная на плечи длинная накидка из красного шелка. Она остановилась на мгновение, как бы любуясь видом, открывшимся перед ней, и затем приблизилась к Клионе.

— Никто тебя не потревожит, — сказала она. — Ее светлость прекрасно понимает мое желание побыть одной. Она говорит, что и сама испытывала подобное чувство, когда была молода и влюблена.

Из чистого озорства Берил состроила гримаску и, набросив на плечи Клионе накидку, поцеловала ее и сбежала по каменным ступеням на нижнюю террасу, а оттуда на дорогу.

Прикрыв накидкой светлые волосы, Клиона вернулась на террасу к резной с орнаментом каменной скамье, стоявшей в полукружье балюстрады. Отсюда открывался вид на лежащий внизу город, красота которого захватывала дух, особенно в этот час, когда гасли последние огни заката и в темнеющем небе переливались звезды.

Клиона услышала, как по дороге процокали копыта отъезжающего экипажа. «Граф дождался Берил», — подумала она. У нее забилось сердце и пересохло во рту, когда она поняла, что придется играть до конца предназначенную ей роль.

Она уселась на скамью, выложенную мягкими подушками для гостей леди Рейвен, — приходившие на виллу всегда любовались отсюда городом. Клиона сидела в темноте, и ей казалось, будто чьи-то глаза разглядывают ее через тонкий шелк и, узнав, разоблачат ложь и притворство.

Она говорила себе, что просто разыгрались нервы, а леди Рейвен поверила выдумке и примется за чтение, как обычно, и затем удалится в спальню. Ей нет резона задумываться о том, кто на самом деле темная фигура на скамье в саду.

Ничто не нарушало тишину, лишь трещали цикады, и легкий ночной ветерок шелестел листвой, и Клиона чувствовала, как постепенно улеглось ее волнение и ею овладела красота ночи.

По саду летали светлячки. Аромат цветов апельсина, тубероз и гвоздики, казалось, опьянял, проникал в глубину души; прекрасная, чарующая ночь навевала грезы, и Клиона размечталась о любви.

Ей хотелось любить и быть любимой человеком, которому можно вверить свою судьбу и любовь. У нее забилось сердце — встретит ли она его когда-нибудь?

Клиона заставила себя отвлечься от этих мыслей. Ей следует думать о вечных чудесах Рима, а не о собственных бренных устремлениях. Сколько она уже видела здесь, сколько узнала!

Она вспоминала великолепие собора Святого Петра, как вдруг сзади послышались шаги. Поглощенная своими мыслями, она сначала не осознала опасности, но тут же с замиранием сердца ясно представила себе, что это может означать, и ее охватил ужас.

Шаги приближались, и Клиона молила небо, чтобы ее не заметили и обошли стороной. А вдруг Берил окажется рядом! Но нет, прошло не менее часа, как она уехала.

Кто-то остановился у скамьи, и раздался голос, при звуке которого Клиона почувствовала, что сейчас потеряет сознание.

— Мама сказала, вам хочется побыть одной, — проговорил лорд Рейвен, — но мне подумалось, такое желание не исключает присутствия вашего нареченного.

Он сел на скамью рядом с Клионой, и она задержала дыхание, словно и вздох мог выдать се. Она оцепенела от страха, она не знала, что ей делать, ее покинула способность рассуждать.

— Как здесь приятно, — сказал лорд Рейвен звучным голосом. — И как приятно, вы одна. Не часто мы бываем наедине — наша жизнь слишком сумбурна, слишком полна событий.

Клиона поняла, что она не должна молчать. Нужно сказать ему, кто перед ним. Но она не находила слов, была не в состоянии разговаривать, сердце у нее колотилось, мысли путались. И вдруг лорд Рейвен протянул к ней руки.

Он обнял ее и крепко прижал к себе, и, держа одной рукой, поднял другой голову и прильнул к губам. Она не успела ни крикнуть, ни вырваться.

Как и тогда в парке, Клиона снова почувствовала дерзкий, горячий, жадный поцелуй. Она замерла от изумления и ужаса, сделала попытку освободиться, но его губы стали лишь настойчивее. Ей было не вырваться из сильных рук, не прервать бесконечный поцелуй, она полностью оказалась во власти лорда Рейвена.

В ночной темноте Клиона почти не различала его лица. Она лишь чувствовала, какой он мускулистый, сильный, властный, а себя в противоположность ему ощущала крошечной, слабой и беззащитной. Никогда бы она не могла подумать, что в тесных объятиях женщина становится пленницей. Наверное, виной тому был и страх. Казалось, ею завладели безраздельно, поработили ее волю, подчинили разум, и она превратилась в существо, которому не остается ничего, как покориться.

Она безуспешно попыталась высвободить губы, руки ее трепетали в темноте, словно бабочки, но объятие становилось все теснее. И вдруг руки лорда Рейвена разжались. Клиона была свободна, но, вместо того чтобы отпрянуть, она, дрожа, прильнула к нему, голос ее не слушался, и она прошептала еле слышно:

— Пожалуйста… прошу вас… я… я… не… Берил.

— Это я заметил, — сказал он весьма сухо, но что-то еще слышалось в его голосе, какое-то непонятное волнение.

— Я… я оказалась здесь, — проговорила она, запинаясь, и тут у нее мелькнула неожиданная догадка, она скорее смутно ощутила, чем поняла, что произошло. — Вы знали! Знали с самого начала, кто я!

— Да, знал, вернее, скажем так — подозревал.

Он произнес это без малейшего стремления извиниться, он торжествовал.

— Как вы могли? Как… как… посмели?

— Если вы посмели притвориться моей невестой, то извольте принять неизбежные последствия. — Голос его на сей раз звучал подчеркнуто строго.

И в эту минуту показалась луна до того скрытая облаками. В ее свете Клиона ясно разглядела его лицо — темные, глубокие глаза, прямые решительные брови, полные губы с циничной усмешкой — губы, которые во второй раз касались ее рта, удерживая его в поцелуе. Она как-то неловко натянула на обнаженные плечи накидку, словно пытаясь этим запоздалым движением защитить себя.

— У вас… не было… не было права целовать меня. — Она хотела произнести это уверенно и осуждающе, но голос ее звучал тихо и беспомощно.

— Вы ставите себя в такое положение, когда это неизбежно. — Лорд Рейвен не скрывал улыбки.

— Вы… жестоки!

Не ведая отчего, Клиона почувствовала, что близка к слезам. Ей следует возмущаться, негодовать, ведь он ее оскорбил — но слова не шли, было только ощущение полного бессилия, беззащитности, сознание того, как она одинока.

— Зачем вы здесь — и притворствуете? — Он говорил серьезно, на этот раз в словах его не было ни язвительности, ни насмешки.