Марина Фиорато - Венецианский контракт Страница 41

В Венеции, как заметила Фейра, вращаясь среди слуг, положение женщин было не самым завидным. Казалось, ни одна из них ничему не училась; когда по вечерам мужчины спускались на кухню поиграть в карты, женщины расходились по своим комнатам. В Венеции, она была уверена, ни одной женщине не разрешили бы стать врачом.

Но кое-что здесь было таким же, как у неё дома. Корона Кучина очень напоминала жен султана, трудившихся на кухне Топкапы: такая же добрая, шумная, дерзкая и непристойная. Она болтала без умолку, и иногда Фейре приходилось закрывать уши, чтобы не слышать историй о том, какие приключения выпали на долю кухарки в дни её молодости, или о том, кто кого обхаживал и кто с кем спал в доме.

И все же Фейра испытывала лишь чувство благодарности к своим врагам. Она никак не могла забыть молодую женщину с ребёнком, которая подала руку Смерти, лодочника, который не взял у неё монету, и Сабато Сабатини, который приютил её. В такие моменты она вспоминала, потрясённая, что она сама наполовину венецианка. Она принадлежала двум народам, каким бы широким ни было море, разделявшее их.

Фейра могла гордиться тем, как чудесно прижилась в доме Палладио, но её присутствие заметили не только молодые лакеи. Весть о новой красивой служанке быстро облетела сестиери, особенно в городе, отрезанном от остального мира. И снова ей пришлось привыкать к мужским взглядам. Её редкие походы на рынок вызвали бурный интерес среди лавочников, и она ужаснулась бы, узнав, что за неё осушили не одну кружку в местных трактирах. Привыкнув к своему венецианскому платью, она теперь воспринимала вуали и закутывающие наряды её родины как часть другой жизни, но однажды, спеша через рынок домой, Фейра окаменела перед ярко-желтым рисунком, прикрепленным к стене.

Она подошла ближе, и сердце её замерло; расправив листок внезапно повлажневшими пальцами, девушка увидела безобразный рисунок, изображавший пожилую турчанку в вуали, огромных шароварах и жёлтых туфлях с загнутыми носами. Из-под покрывала торчали, как проволока, чёрные завитки волос, больше похожие на штопор, а над вуалью свисал крючковатый нос. Фейра читала по-венециански хуже, чем говорила, но она узнала слово muselmana. Это относилось к ней. Она быстро сорвала бумажку со стены, скомкала её и спрятала в корзинке. Оглядевшись по сторонам, чтобы проверить, не видит ли кто это, Фейра не заметила высокую, укутанную в плащ фигуру, наблюдавшую за ней с площади.

Глава 17

Аннибалу выпало всего семь спокойных дней на своем острове. Это Бокка поднял тревогу, примчавшись из сторожки. Фанатично преданный своему хозяину, который подарил ему столь драгоценный кубок, он сообщал Аннибалу о каждой проходящей мимо барке или лодке – достойной внимания или нет.

В тот день Аннибал сразу понял по торопливой шаркающей походке старика и по выражению его лица, когда он крикнул: «Корабль на горизонте, доктор, корабль на горизонте!», что речь идет о чем-то важном, ещё до того, как Бокка рассказал, в чем дело.

«Галера, доктор, на сорок весел, плывут из Сан-Марко».

Аннибал поспешил к воротам, хотя он был не настолько взволнован, чтобы забыть опустить ноги в известку. Он увидел точку на горизонте и удивился острому зрению сторожа, хотя ему самому мешали затуманенные стекла маски.

Баркас подошел поближе, и он различил лопасти весел, блестевшие на солнце, которые опускались и поднимались – все сорок – в едином ритме. Видимо, судно было сделано из светлого дерева, потому что золотилось в солнечных лучах. Пока оно приближалось, Аннибал понял, что не ошибся, – галера действительно была из позолоченной. Увидев же морду льва на носу с гривой в форме солнечных лучей, он понял, что все кончено.

Это была Бучинторо – галера самого дожа.

На носу стоял человек в пурпурном плаще, который раздувался и потрескивал на ветру, как парус, морской бриз ерошил его короткие светлые волосы. У него был не слишком представительный вид, но выражение его лица говорило об огромной власти.

– Вы Аннибал Касон, чумной доктор?

– Да, это я.

– Я – камерленго Себастьяно Веньера, его Светлости Дожа Венеции.

Аннибал был рад своей маске. Он взглянул на камерленго, под плащом у которого виднелась черная одежда, сделанная словно из гладкой эластичной кожи. Мужчина был моложе, чем ожидал Аннибал, со светлыми волосами и голубыми глазами северянина. Опрятный, чисто выбритый, коротко стриженный, как тевтонец, он говорил вежливо своим низким голосом. В нем не было ничего угрожающего, однако же всё в нем внушало ужас. И неожиданно Аннибал испугался.

– Мы можем где-нибудь поговорить с глазу на глаз? – спросил камерленго.

– Да, – Аннибал взглянул на его стражников. – Все пойдут?

– Только я, – приятно улыбнулся камерленго.

Аннибал немного успокоился и осмелел.

– Если не возражаете, не могли бы вы пройти через эту яму? – предложил он.

Камерленго приподнял свой пурпурный плащ и любезно прошёл по известке. Аннибал проследовал за ним через ворота.

Оказавшись внутри, Аннибал повел его через лужайки, держась как можно дальше от Тезона. Он старался представить себе, о чем думает камерленго, и попытался взглянуть на это место его глазами. Был ясный осенний день – солнце сияло, тени таили свежую прохладу, а в воздухе чувствовалось приближение зимы. Тутовые ягоды стали розового и янтарного цвета. Он видел детей, бегающих возле дома, где располагалась школа, и слышал звон колоколов Святого Варфоломея, возвещавших службу третьего часа. Тёмная почва сада, где были аккуратно посеяны травы с ботаническим делением на сектора – круги и квадраты, приятно контрастировала с зеленеющим дерном и дикой частью острова, которую он выкосил и выделил под кладбище, ожидавшее свою первую жертву. Дела шли так хорошо! Аннибал указал своей тростью.

– Мой дом, – он запнулся, это звучало слишком по-собственнически, – место, где я остановился.

Камерленго замер и глубоко вдохнул прохладный осенний воздух.

– Прекрасный день, не так ли? Может, останемся здесь? Я провожу почти всё свое время в правительственных залах. – В его словах не было ни намека на хвастовство: власть камерленго была неоспорима. – Так что дышу свежим воздухом, как только выдается случай. К тому же здесь намного приятнее, чем в нашем обезумевшем городе. В такой день лучше уехать подальше, как вы думаете?

Он присел на древний сваленный столп возле тутовой аллеи, а Аннибал настороженно пристроился рядом. Он решил, что вопрос не требует ответа, но камерленго, видимо, считал по-другому.

– Как вы думаете, Касон? – повторил он.