Кэтлин Вудивисс - Приди, полюби незнакомца Страница 41

— Все в порядке, родная, не волнуйся. Просто не думай об этом.

— Кочерга… — Лирин вся дрожала. — Та же самая! Снова и снова! Человека бьют кочергой. О, Эштон, да будет ли этому конец?

Отстранив ее немного, Эштон спросил:

— А ты знаешь этого человека? Или хотя бы как он выглядит? Раньше ты его видела когда-нибудь?

— Все в тумане. — У нее по щекам покатились слезы. — О, Эштон, мне так страшно. Откуда все это? Может, меня и впрямь мучает память о содеянном? Ты уверен, что мистер Логан?..

— Лирин, ты не имеешь к этому никакого отношения, — твердо сказал Эштон. — Этого мужчину закололи ножом, и он был раза в два крупнее тебя. Ты с ним не справилась бы, даже орудуя кочергой. Ты и пошевелиться бы не успела, как он отшвырнул бы тебя.

— Но этот след у меня на спине… ты же сам говорил, что, похоже, кто-то меня ударил. Может…

Глядя прямо в испуганные глаза жены, Эштон отчеканил:

— Питер Логан сказал, что в сумасшедшем доме тебя не было. И заруби это себе на носу. Ты там никогда не была! Ты — Лирин Уингейт, моя жена!

Его уверенный тон несколько рассеял атмосферу, и постепенно страхи покинули Лирин. Если она хочет сохранить рассудок, надо быть твердой, не позволяя всяческим фантомам губить себя. Усилием воли взяв себя в руки, она смахнула слезы с ресниц. Эштон подошел к буфету налить бренди.

— Вот, выпей-ка, — предложил он, возвращаясь. — Это поможет. — Сделав глоток, Лирин поморщилась. Эштон не мог сдержать улыбку. Обхватив рюмку за донышко, он прижал ее к губам Лирин. — До дна, любовь моя.

Лирин повиновалась, неохотно глотая обжигающую жидкость, пока на дне почти ничего не осталось. Содрогнувшись в последний раз, она вернула бокал. Приятное тепло уже начало разливаться по всему телу. Эштон взял ее за руку, повел к кушетке и усадил рядом с собой. Подле него у Лирин спало напряжение. Со вздохом она тесно прижалась к Эштону, поистине нуждаясь в том тепле, которое он так щедро дарил ей. Эта поза казалась такой естественной, и так хорошо было держать руку у него на груди.

В камине догорали, весело вспыхивая перед тем, как умереть, угольки. Наступил длительный миг блаженства. В комнате становилось прохладно, и Эштон неохотно поднялся с кушетки подкинуть в камин поленьев. Вернувшись, он присел рядом с Лирин на корточки и, рассеянно поглаживая ей бедро, спросил:

— Ну как, все будет в порядке?

— Надеюсь. — Ее поразило, насколько родным было его прикосновение. Зачем же сторониться? Зачем противостоять себе самой? Под его пристальным взглядом щеки у нее разгорелись, и, чтобы скрыть смущение, она отвернулась и посмотрела на камин.

— Рядом с моим кабинетом есть еще одна спальня, — начал он и остановился, ожидая, пока она снова не посмотрит на него, молчаливо вопрошая, к чему бы это. — Мне хотелось, чтобы вы перебрались туда сегодня же. — По лицу у него медленно скользнула улыбка. — Я знаю, что искушение будет велико, и все же мне хотелось бы… по крайней мере пока. — Эштон раздвинул губы в дразнящей улыбке. — Полагаю, ясно, что мне надо. Эти комнаты не разделены.

Она пристально посмотрела на него и прошептала:

— Поберегите меня, Эштон. — В улыбке ее появилась некоторая задумчивость. — Есть в вас что-то такое… Я не уверена, что смогу противиться.

Он удивленно поднял брови. Странно, что она говорит такие слова, зная, как не терпится ему в полной мере испытать силу ее сопротивления.

— Мадам, вы отдаете себе отчет в том, какое оружие вкладываете мне в руки?

— Веру? — Лирин прикинулась невинной простушкой.

Эштон нахмурился. Одним-единственным словом она убила все его надежды.

— М-м-м. — Он поднялся и подал ей руку. — Прошу вас, мадам. Позвольте мне проводить вас в ваши новые апартаменты, а то я не знаю, что здесь наделаю.

— Но вы же сами сказали, что без доверия семьи не бывает, — заметила она, вставая.

Эштон с сомнением прищурился.

— Я слишком часто употребляю это слово, мадам, ради собственного удобства. Надеюсь, когда мы поедем в Новый Орлеан, мне удастся обойтись без ваших представлений о доверии. А если не получится, я, наверное, погибну от любви к вам.

По лицу не поймешь, шутит он или нет.

— Вы это что, всерьез? Я имею в виду Новый Орлеан.

— Совершенно всерьез, — заявил он. Идея все больше нравилась ему.

— Но ведь вы только что оттуда возвратились.

— Это будет просто увеселительная поездка, мадам, — поспешил успокоить ее Эштон.

Лирин скептически посмотрела на него.

— И разумеется, вы намерены завершить процесс искушения.

— Да, мадам, и чем быстрее, тем лучше.

Он наклонился, поднял ее на руки и поцеловал в шею. Лирин уютно свернулась у него в объятиях. В вырезе платья виднелась грудь, руки обвили его шею — с ума можно сойти. Искушение было слишком велико и становилось тем сильнее, чем ближе он подходил к спальне. Он повернул ручку, толкнул дверь плечом и перенес Лирин через порог. Они миновали анфиладу комнат и остановились у ванной, где Эштон опустил ее на пол.

— Пожалуй, вам лучше переодеться здесь. В спальне слишком прохладно. — Эштон кивнул на узкую полку, где было сложено белье. — Я велел Уиллабелл принести все, что нужно, пока мы ужинаем.

Убедившись, что здесь ее зеленая нижняя рубашка и бархатный ночной халат, Лирин поняла, что предложение сменить спальню не было импровизацией. Эштон не просто обдумывал эту идею, он предпринял определенные шаги, заранее уверенный в ее согласии. Лирин с удивлением посмотрела на него.

— Пожалуй, я вас недооценила.

В ответ Эштон криво ухмыльнулся.

— Мне казалось, вы не будете возражать.

— Вы что, всегда так уверены в себе? — спросила она, поняв, как ловко с ней обошлись.

— Это был чисто логический расчет, мадам. Здесь удобнее…

— И к вам поближе.

— Да, и это тоже, — с донжуанской улыбкой согласился он. Сняв пиджак, жилет и галстук, он повесил их на деревянную вешалку рядом с дверью. Затем, не отрывая от Лирин глаз, поцеловал ей руку и сказал:

— Пока вы переодеваетесь, я подкину дров.

Дверь за ним затворилась, и у Лирин появилась возможность вернуться на землю. Ей пришлось признаться себе, что, оставаясь с ним вдвоем, она почти не пытается сопротивляться. Он был подобен сильному магниту, неотвратимо притягивавшему ее. Эштон был в полном смысле слова мужчиной, а она — нормальной женщиной, с нормальными женскими желаниями. И это делало ее весьма уязвимой. Она пыталась апеллировать к логике, призывала себя к сдержанности, но мысль о том, что она, Лирин, — его жена, казалась ей все более привлекательной. Может, это и было чистым безумием, но она хотела той близости, что бывает между мужем и женой.