Персия Вулли - Гвиневера. Дитя северной весны Страница 42

Я встала и осмотрелась по сторонам, заприметив свою кобылу, пасущуюся в траве около невысокого дерева.

— Я приведу ее, — сказал Кевин, передавая мне поводья двух других лошадей.

— Ты вполне уверен, что с тобой все в порядке? — спросила я снова, когда Гавейн встал на ноги. Я только сейчас поняла, как недалек он был от смерти, и колени у меня задрожали. А если бы он свалился в ручей и ударился о нагромождение торчащих из воды камней, принеся скорбь в свою семью и позор в мою? Я ужаснулась от того, что могло бы произойти, и меня изумила беззаботность Гавейна.

— Да это ерунда, — ответил он, — подумаешь, несколько синяков. Дома, после занятий с мечом, бывало и хуже.

Теперь мы ехали более спокойно, отчасти из-за утренней неудачи, отчасти из-за того, что навстречу стали попадаться люди, направляющиеся в селение на совет. Когда показались деревья, окружавшие поселение, Гавейн попросил нас остановиться.

— Мы вполне можем не сообщать об этом взрослым, — рискнул предложить он, застенчиво улыбаясь.

— А что мы скажем о твоем носе? — спросила я. Нос Гавейна покраснел, опух и свернулся на сторону.

— Я скажу, что моя лошадь внезапно понесла. Это тупое животное, и отец скорее предпочтет услышать такое объяснение, чем узнать о том, что я плохо сижу в седле и, более того, не проявил себя в состязании.

Я облегченно вздохнула, а Кевин молча кивнул, однако посмотрел на нашего гостя с восхищением, и глаза его улыбались.

— Значит, договорились? — с надеждой предложил Гавейн.

— Чудесно, — сказала я, ухмыляясь, и с этим мы вернулись в конюшни и на вечерний совет.

16 КОРОЛЬ ЛОТ

Королевские советы, на которые созывают жителей из самых отдаленных частей королевства, случаются нечасто, потому что обычно на них собирают местных вождей и проводят их там, где приходится останавливаться королю. Особое приглашение по просьбе специально приехавшего короля было делом совершенно необычным, и толпа была полна веселого любопытства. По тому, как люди приветствовали старых друзей, обменивались семейными новостями и предположениями о причине сбора, было ясно, что они рады перерыву в обычной летней работе.

Вскоре поселение оказалось переполненным людьми, и многие расположились лагерем вне его стен, потому что уехали так далеко от дома, что не надеялись вернуться до наступления темноты. Появился даже бродячий торговец, разложивший свои товары на коврике у колодца.

Светлые волосы и голубые глаза этого человека говорили о том, что он чужеземец, и я с любопытством наблюдала, как он предлагает свои товары то одной, то другой женщине.

При более пристальном рассмотрении некоторые товары на его коврике оказались разнообразными и дорогими: среди обычных бронзовых и медных вещиц, какие можно встретить на любом рынке, была серебряная брошь в форме массивного диска — ничего подобного я никогда раньше не видела.

— Саксонская работа, девочка, — сообщил торговец. Очень распространенная в окрестностях Йорка. Но это дорогая вещь, слишком дорогая для любого человека, кроме принцессы.

Меня подмывало сказать, что я и есть принцесса, но, поскольку у меня все равно нечем было заплатить за брошь, я решила промолчать.

Он протянул мне маленький кошелек, пестро раскрашенный и разрисованный замысловатыми узорами.

— Египетский, насколько мне известно. Скорее всего, соткан в Каире. А может быть, в Дамаске.

Мне стало интересно, где находится Дамаск и кто сделал кошелек. Я всегда восхищалась торговцами, по всему миру разносящими творения человеческих рук. Мне хотелось расспросить его о бивачных кострах, у которых он сиживал, послушать истории, услышанные им во время странствий. Но Гледис позвала меня помочь перелить вино, поэтому я улыбнулась мужчине и быстро убежала в кладовую.

Полдень был жарким и душным, но когда пришло время открывать совет, люди столпились на главном дворе. Их было столько, что некоторые заняли дверные проемы домов, сидя или стоя очень тесно друг к другу; каждый пытался найти себе место. Слугам пришлось пустить фляги с вином по кругу, поскольку кубков на всех не хватало. Ощущение праздника постепенно исчезло, и к тому времени, когда в центр площадки вынесли резной стул короля, веселье сошло на нет, уступив место серьезному настроению.

Ввиду важности происходящего отец открыл совет торжественным обращением к богам и после того, как им плеснули вина, немедленно представил собравшимся короля Лота и устало опустился на свой стул.

Энергия, исходящая от неугомонного северного владыки, заполнила пространство в центре площадки и приковала к себе все взоры. Он был огромным мужчиной с замечательными усами, их концы были смазаны воском и щегольски свисали вниз к подбородку. Отличный цвет его лица и крепкое телосложение говорили об избытке здоровья и энергии, и я не отрываясь смотрела на него с благоговейным ужасом и восхищением. Он был похож на легендарного героя, гордый и величественный, облаченный в льняную тупику, едва доходившую до колен, с переброшенным через плечо зеленым шотландским пледом, заколотым гигантской брошью с драгоценными камнями.

Легко было понять, от кого Гавейн унаследовал резкость, иногда даже близкую к грубости. Но если действия сына были торопливыми и дерзкими, отец обладал уравновешенностью воина, научившегося, кроме всего прочего, всегда сохранять спокойствие.

Он начал с обязательных для гостя слов, поблагодарив короля за гостеприимство, а людей за согласие выслушать его. Голос Лота был не особенно глубок, но он ловко пользовался им, как это делал бы бард, и сначала мне было интереснее слушать музыку его слов, чем вникать в их содержание. Будь во дворе попросторнее, он расхаживал бы по кругу, но ему пришлось примириться с тем, что нужно стоять на одном месте и поворачиваться, стремительно жестикулируя, чтобы видеть всех поочередно. Зрители, конечно, были заворожены такой демонстрацией уверенности и силы.

Незаметно любезности и лесть уступили место сообщению о смерти короля Утера и о цели приезда Лота.

— Сейчас они начинают рассказывать сказки о том, что Артур и вправду сын Утера, зачатый с помощью магии и спрятанный до тех пор, пока Мерлин неожиданно не представил его в качестве наследника верховного короля, — объявил Лот, не скрывая возмущения. — Что за чушь! Знайте, что на самом деле ведется политическая игра, чтобы удовлетворить раболепствующий перед римлянами юг, где сыновья наследуют трон независимо от их способностей! Он выплюнул слово «раболепствующий» с невыразимым презрением, и я стала тут же гадать, что об этом думает Кети, но ее не было видно в толпе.