Жюльетта Бенцони - Страсти по императрице Страница 42

- Есть в жизни ситуации, дорогая моя Викки, когда человек обязан рисковать. Мы уедем из Сан-Ремо, сразу как мое присутствие в Берлине станет необходимым.

Будущая императрица посмотрела тяжелым взглядом на лечащего врача мужа. Этого англичанина направила королева Виктория, и, коли уж приходится выносить присутствие у постели больного немецких врачей, сэр Морелл Маккензи - единственный, кому она доверяет: в своем ремесле он признанный авторитет. На молчаливый вопрос принцессы врач ответил улыбкой, имевшей целью лишь ее ободрить.

- Мы примем все необходимые меры предосторожности, мадам, чтобы… император совершил эту продолжительную поездку без чрезмерных страданий.

Он и принял эти меры, когда 10 марта Фридрих III со своей свитой выехал из Сан-Ремо на поезде. Монарх путешествовал лежа и получил строжайший запрет издавать хоть малейший звук. С королем Италии Виктором Эммануилом II, сопровождавшим его до самой Швейцарии, объяснялся исключительно с помощью вырванных из блокнота листков бумаги - императрица, ни на секунду его не покидавшая, помогала писать слова.

В Лейпциге в поезд сел новый пассажир - Бисмарк: приехал приветствовать своего нового повелителя. Встреча получилась протокольной и очень прохладной. Их не связывали чувства дружбы и уважения, и император уже знал: канцлер предпримет все возможное и невозможное, чтобы воспротивиться его политике - на проведение ее у него, он надеялся, хватит времени. Что касается старого льва, то он прикидывал молча и хладнокровно, сколько еще времени болезнь даст прожить государю. Возможно, Фридриха прямо сейчас сошлют в его имение Варзин, к большим деревьям - он так их любил, но они никоим образом не заменят ему опьяняющую игру во власть. Бисмарка, однако, тут же успокоили.

- Мы сохраняем наше доверие к вам,- сказал ему Фридрих; он понимал, что отбавка канцлера вызовет возмущение армии.- Надеюсь, что мы сумеем примирить Наши воззрения во благо империи.- «Примирить»? - Странное слово в понимании Бисмарка! Он и не понимает смысла этого слова и не собирался мириться с людьми, против которых готов сражаться. Ничего не ответив, ограничился глубоким поклоном и вернулся в свое купе.

В Берлине на вокзале Карлоттенбург прибытия поезда ожидал новый наследник, принц - предвкушал момент, когда воочию убедится в состоянии здоровья отца. Закутавшись в доломан и подняв воротник, окруженный своим генеральным штабом, Вилли смотрел на дверцу императорского вагона с нетерпением, которого не доставало сил скрыть: надеялся увидеть носилки. Не должен император стоять в буране, яростно кружившем над Пруссией…

Ждали поезда и тысячи берлинцев, они пришли к вокзалу, чтобы тоже приветствовать дорогого им принца. Когда поезд въехал в здание вокзала, зазвонили все колокола города, а по бокам длинной красной ковровой дорожки сверкающим плотным строем выстроились гвардейцы.

Внезапно раздались радостные крики толпы: появился император - именно император, а не больной на носилках. Стоя на подножке вагона, в мундире с высоким воротником, надежно прикрывавшем ужасную дыхательную трубку, в каске, положив руку на эфес сабли, Фридрих III слушал гром радостных приветствий и ощущал на себе удивленный взгляд сына…

Император затратил героическое, но изматывающее усилие на то, чтобы предстать перед народом в парадной форме. По прибытии во дворец Карлоттенбург ему пришлось лечь в постель. На все упреки жены в крайней неосторожности он отвечал улыбкой, в которой читалась радость от того, что на него нахлынула огромная волна любви народа.

- Счастье - лучший лекарь, Викки! Постараюсь протянуть подольше… сколько смогу. При хорошем поведении и прекрасной организации жизни это вполне возможно.

- Хорошее поведение? При такой тяжелой работе - уделе монарха? Если бы вы позволили мне взять на себя часть этой работы, разгрузить вас!

- Не хочу заставлять вас бороться с Бисмарком. Вы всегда враждебно относились Друг к другу, и надо бы унять эту неприязнь. Работа будет выполняться, не беспокойтесь!

И правда, умирающий взялся за дело с героической энергией. Сразу по восхождении на престол он обнародовал три рескрипта: в первом заявил о своей верности принципу «конституционной и мирной»монархии; во втором изложил свою программу правления, настаивая на религиозной терпимости и сглаживании социального неравенства; наконец, в третьем дипломатично воздал должное деятельности князя Бисмарка, но призвал все народ Германии помочь ему исполнить тяжелую задачу, выпавшую на его долю.

К сожалению, из этих трех рескриптов Бисмарк дал ход лишь третьему: едва болезнь несчастного Фридриха снова дала обострение, моментально развязав руки канцлеру,- тот жестоко подавил выступления социалистов и дал почувствовать кнут Эльзасу и Лотарингии.

Император продолжал бороться с раком и смертью так отважно, что это вызывало восхищение. С полностью пораженной глоткой, он продолжал принимать королей, съезжавшихся со всей Европы на похороны старого Вильгельма,- императрице пришлось вместе с сэром Мореллом Маккензи проявить всю свою энергию, чтобы запретить императору присутствовать на нескончаемой похоронной панихиде в сибирские холода. Сам он требовал, чтобы жизнь его была отлажена, как часовой механизм. Вставал девять утра, спускался вместе с Викки в оранжерею к половине десятого, совершал короткую прогулку в сопровождении супруги и врачей, затем работал до обеда и обедал в семейном кругу. Потом послеобеденный отдых, встреча с канцлером и наследным принцем, занятия государственными делами до восьми вечера. Затем ужин; спать он ложился ровно в десять вечера.

К несчастью, вокруг этого героического больного врачи вели изнурительную борьбу за влияние. Немцы, естественно, бессмысленно сражались с англичанами. Маккензи, противясь удалению гортани, которое, по его мнению, лишь ускорит неизбежную кончину, противостоял коалиции немецких коллег, использовавших все средства, чтобы его победить. Дошло даже до того, что стали утверждать - его фамилия была не Маккензи, а Маркович и он «польский еврей». Утверждение надуманное и совершенно беспочвенное, но из-за него известный врач и верноподданный королевы Виктории едва не умер от разрыва сердца.

Кстати, этих немецких врачей поддерживал любезный наследный принц Вилли, а когда доведенная до крайности императрица прогнала прочь одного из клеветников, будущий «Господин Война» удостоил его продолжительной аудиенции и заверил его своем глубоком личном уважении.

В это же время его союзник Бисмарк посмел нагло не подчиниться воле монарха и сделал это по причинам скорее личной характера. Когда император снял с поста министра внутренних дел, его шурина фон Путткаммера, по серьезному обвинению в коррупции, канцлер устроил в честь опального министра большой прием, имевший сильный резонанс. На этом ужине присутствовал и Вилли, что стало причиной 6урного выяснения отношений между императрицей и Бисмарком. Канцлер, как обычно, был резок и неучтив - прекрасно знал: то, что он считает своей личной победой, скоро наступит; он не считал нужным поэтому сохранять в разговоре с Викторией принятые внешние приличия и уважение. Она остается его врагом, и он испытывал явное удовольствие, давая ей почувствовать, что власти ее суждено в ближайшее время закончиться.