Евгения Марлитт - В доме Шиллинга (дореволюционная орфография) Страница 42

He мало досады причиняли молчанье и скромность прибывшихъ слугъ. У негровъ, которые довольно хорошо говорили по-нѣмецки, пропадало кажется всякое пониманіе, когда заговаривали о положеніи ихъ господъ по ту сторону океана: они даже ни разу не отвѣтили „да“ или „нѣтъ“ на всѣ настойчивые вопросы, а горничная Минна, на жизнь и смерть преданная своей госпожѣ, также никогда не сообщала никакихъ свѣдѣній. Однажды только, на вопросъ о супругѣ донны де-Вальмазеда, она отвѣчала, что донна все равно что и не была замужемъ. Ея женихъ былъ тяжело раненъ въ битвѣ и за часъ до смерти обвѣнчанъ съ ней полковымъ священникомъ. Это сообщеніе сдѣлало молодую вдову интересной въ глазахъ мужского персонала, а добродушная мадемуазель Биркнеръ горько плакала о ея трагической судьбѣ; но и послѣ этого никто не осмѣливался приблизиться къ ней, – всѣ ея боялись и робко отступали, когда прекрасная женщина мимоходомъ обращала въ ихъ сторону взглядъ своихъ черныхъ бархатныхъ глазъ и холодно окидывала имъ присутствующихъ.

Она только разъ въ день выходила изъ своихъ комнатъ, чтобы пройтись по платановой аллеѣ, пересѣкавшей большой садъ; въ переднемъ саду она еще не была ни разу, а также никогда не приближалась къ мастерской. Иногда казалось, что ее какъ будто тянуло туда, гдѣ за широкой стеклянной стѣной зеленѣли знакомые листья, изъ-за которыхъ сверкали серебристыя струи фонтана, но она всегда возвращалась назадъ съ одного и того же мѣста, точно отсчитывала платановые стволы. И хозяинъ дома строго уважалъ невидимыя границы, за которыми уединялась дочь тропиковъ, питавшая такое отвращеніе ко всему нѣмецкому. Онъ избѣгалъ встрѣчъ съ ней, для него, казалось, началась заря новой жизни съ пріѣздомъ дѣтей въ его тихій пустынный домъ, – мольбертъ былъ покинутъ и краски высохли на палитрѣ.

– Еслибъ это видѣла барыня, – говорили между собой слуги, когда видѣли его идущимъ по саду съ маленькой Паулой на рукахъ. Дѣвочка запускала рученки въ его прекрасную курчавую бороду и нѣжно прикасалась бѣлокурой головкой къ его смуглому лицу; а онъ поднималъ ее высоко, чтобы показать ей птичьи гнѣздышки въ вѣтвяхъ кустарниковъ или бросалъ съ Іозе камни въ прудъ и вмѣстѣ съ радостнымъ дѣтскимъ крикомъ раздавался его веселый смѣхъ.

– Какъ можно такъ смѣяться, имѣя женой такую сову, – бормотала тогда съ гнѣвомъ Люсиль, проходя по аллеѣ мимо своей золовки.

Полуденное солнце сильно пекло, но подъ платанами было такъ много тѣни, что донна Мерседесъ сложила свой маленькій зонтикъ и бросила его на ближайшій садовый столъ. По случаю сильной жары она сегодня осталась въ капотѣ изъ тонкаго индѣйскаго муслина. Въ этомъ мягкомъ воздушномъ костюмѣ, охватывавшемъ ея стройную фигуру и своей матовой бѣлизной оттѣнявшемъ еще рѣзче бронзовый цвѣтъ ея блѣднаго лица съ черными, какъ вороново крыло, волосами, спускавшимися на спину и подобранными въ сѣтку, эта женщина съ мрачнымъ взглядомъ могла представлять собой типъ изнѣженной, воспитанной въ безграничной роскоши „царицы плантацій“, о которой говорятъ, что она своими ножками сильфиды, не задумываясь, пройдетъ по тѣламъ рабовъ, какъ по ковру, между тѣмъ какъ въ слабыхъ рукахъ кроется почти мужская сила, готовая энергично наказать провинившагося.

Она сегодня свободнѣе осматривала садъ, – нечего было бояться докучныхъ взглядовъ, изъ слугъ никто не показывался, а баронъ незадолго передъ тѣмъ прошелъ черезъ садъ, отправляясь въ городъ.

Передъ темной группой сосенъ, на вѣтвяхъ которыхъ, какъ бахрома, качались свѣтло-зеленыя шишки, ослѣпительно сверкала бѣлая стѣна мастерской, а на стеклахъ примыкавшаго къ ней зимняго сада отражались горячіе золотистые лучи солнца. Изгородь изъ кустовъ дикихъ розъ была усыпана тысячью чудныхъ сантифольныхъ [24] цвѣтовъ; маргаритки, желтоголовники, толстые красные цвѣтки клевера въ высокой густой травѣ переливались пестрыми волнами отъ легкаго лѣтняго вѣтерка; полевой тминъ и лаванда распространяли благоуханіе, маленькіе, протекавшіе въ прудъ ручейки были окаймлены незабудками, а тамъ за прудомъ поднималась густая зеленая чаща, – это былъ заборъ монастырскаго сада. Изъ-за него виднѣлись вершины прекрасныхъ плодовыхъ деревьевъ и ни одного украшающаго; тамъ сильно пахло чаберомъ, укропомъ и мятой и цѣлыя стаи бѣлыхъ бабочекъ перелетали черезъ зеленую стѣну, чтобы подкрѣпиться сладкими цвѣтами на грядкахъ цвѣтника.

Это ужасное монастырское помѣстье. Отсюда видно было покоробленныя покрытыя мохомъ черепицы крышъ надворныхъ строеній; изъ открытыхъ дверей торчала солома и сѣно, а тамъ, гдѣ виноградные листья немного не закрывали стѣну, штукатурка обвалилась и выглядывали голые камни. Оттуда слышалось, хотя и слабо, кудахтанье куръ и крикъ пѣтуховъ, стаи голубей съ шумомъ летали взадъ и впередъ, ссорились и дрались на карнизахъ, а галки, съ незапамятныхъ временъ гнѣздившіяся подъ едва доступными выступами крышъ, то и дѣло омрачали воздухъ своими большими черными тѣнями. Все это было настоящее нѣмецкое такъ же какъ и простой безыскусственный садъ Шиллинга, и вѣтеръ, приносившій запахъ цвѣтущей ржи и еловой смолы и дувшій прямо въ лицо иноземкѣ, ходившей взадъ и впередъ и гнѣвно улыбавшейся.

Маленькій Іозе то и дѣло перебѣгалъ ей дорогу. Онъ получилъ въ подарокъ отъ конюха бѣлаго кролика, за которымъ въ безмолвномъ восхищеніи слѣдовалъ шагъ за шагомъ. Вдругъ кроликъ бросился въ траву и исчезъ безслѣдно въ морѣ стеблей, въ которыхъ совсѣмъ запутались ноги со страхомъ преслѣдовавшаго его мальчика. Пиратъ до сихъ поръ спокойно лежалъ на порогѣ зимняго сада и грѣлся на солнышкѣ, но въ ту минуту, какъ побѣжалъ Іозе, онъ вскочилъ, въ нѣсколько громадныхъ скачковъ очутился подлѣ него и испугалъ маленькое животное, которое перебѣжало черезъ лужайку и спряталось отъ своихъ преслѣдователей въ зимнемъ саду, двери котораго были полуоткрыты. Они, какъ бѣшеные, бросились туда за нимъ, вслѣдъ за тѣмъ раздался трескъ и крикъ Іозе и его мамы.

Донна Мерседесъ быстро направилась туда. Кроликъ проскользнулъ за кадку съ растеніями, и Пиратъ также протискался туда, причемъ повалилъ драконовое дерево [25], которое своими твердыми мечеобразными листьями взволновало воду въ бассейнѣ фонтана. Она разлилась по полу и забрызгала всѣ близъ стоявшія растенія.

Люсиль удалилась къ двери на сухое мѣсто; она отряхивала капли воды съ одежды и съ локоновъ и вытирала лицо носовымъ платкомъ. Она сильно бранила Іозе и вслѣдъ за тѣмъ сейчасъ же разразилась громкимъ смѣхомъ, когда собака, отряхивая свою мокрую шерсть, уронила еще два горшка цвѣтущихъ растеній и потомъ, какъ бѣшеная, кинулась вонъ, ища спасенія въ бѣгствѣ.