Элоиза Джеймс - Полночные наслаждения Страница 42

— Вообще-то Патрик добрый, — робко возразила Софи. — Не думаю, что он станет возражать против моего увлечения иностранными языками.

— Софи, не будь дурочкой. Ты что, хочешь предстать перед ним синим чулком? К твоему сведению, чересчур образованных женщин мужчины терпеть не могут. И это вполне справедливо, потому что с ними скука смертная.

«До сих пор, кажется, ни один лондонский джентльмен скучной меня не находил», — подумала Софи, но вслух произнести это не решилась.

— Боже, как бы мне хотелось, чтобы ты навсегда покончила с этим пустым времяпрепровождением, — раздраженно воскликнула Элоиза. — Подумать только, моя дочь не нашла себе в жизни более интересного занятия, чем изучать какие-то дурацкие иностранные языки.

Софи молча наблюдала за матерью. У нее очень рано проявились способности к иностранным языкам, но мать относилась к этому с поразительным равнодушием. Правда, не запрещала, только поставила условие, чтобы преподаватели непременно были женщины. И вот к двадцати годам Софи незаметно освоила французский, итальянский, уэльский, гэльский, а затем немецкий и турецкий одновременно. В этом ей помогала жена заезжего из Германии турка.

— И вот еще что. — Элоиза порывисто подошла к гардеробу, раскрыла и принялась хмуро оглядывать платья. — Твой отец пытается скрыть от меня правду, но я все прекрасно понимаю. В том смысле, почему эта, свадьба готовится в такой спешке. Так что беседу относительно таинства брачной ночи, я полагаю, можно опустить.

Софи покраснела.

— В любом случае, — продолжала мать, — это не так уж важно. Единственный совет: постарайся, чтобы твой брак не был похож на мой. Но как это сделать, я и сама не знаю.

На глаза Софи навернулись слезы.

— Не волнуйтесь, maman. Все будет в порядке. Элоиза развернулась и села на стул у камина.

— Нет, Софи, само собой все в порядке не будет. Я, например, свой брак безнадежно испортила. Теперь меня иногда посещает мысль, что, может быть, следовало проявлять больше терпимости и не изводить твоего отца бесконечными придирками.

Софи опустилась в кресло напротив.

«Мама пришла к тому же самому выводу, что и я. Нам всем было бы гораздо легче жить, если бы она не придавала большого значения связям отца. И у меня наверняка сейчас был бы брат или сестра, а может быть, и тот и другая».

— Но я не могла с этим смириться, — хрипло прошептала Элоиза. — Понимаешь, не могла. Воспитание не позволяло и еще что-то, что сидело во мне. Когда я вышла замуж, мне ведь еще не было и восемнадцати. А тебе, Софи, уже почти двадцать, и ты, несомненно, воспринимаешь все значительно легче. Поэтому, пожалуйста, прошу тебя, увидев, как муж ухаживает за другими женщинами, отвернись. И не выгоняй его из своей постели. Не изводи упреками. Это не поможет. И вообще не делай ничего такого, что дало бы ему повод проявить недовольство. В том числе не щеголяй своим знанием иностранных языков.

Софи тяжело вздохнула:

— Я попытаюсь, мама. Никаких языков, пусть думает, что я говорю только по-английски. И сцен устраивать ему тоже не буду, пусть себе заводит любовниц на здоровье. Я знаю, что выхожу замуж за ловеласа.

— Я и говорю, — оживилась Элоиза. — Отвернись в другую сторону, не смотри. Делай вид, что ничего не происходит. — Она подалась вперед и заглянула в глаза дочери. — Ты должна понять одно: истинную радость в браке могут дать только дети.

Софи усмехнулась.

— Дочь моя! — страстно воскликнула Элоиза. — Если б ты знала, как я жаждала подарить тебе братика или сестричку. Помню, как ты канючила, просила сестру. Но что… что я могла сделать. Мы перестали общаться, твой отец и я практически не разговаривали друг с другом, и я не знала, как это поправить. Единственное, что у нас было общего, — это ты. Мы любили тебя и любим. Оба. Постарайся не испортить свой брак излишней гордыней и помни: крепко связать тебя с Патриком могут только дети.

Софи откашлялась.

— Мама, Патрик хочет иметь только одного ребенка.

Пару секунд Элоиз молчала.

— Мне очень грустно это слышать. Я знаю, как сильно ты любишь детей. Ну что ж, один ребенок — это тоже неплохо. Хотя… Тебя не тяготила моя опека? Она не казалась тебе слишком суровой?

Софи пожала плечами. Чего сейчас вспоминать. Мать очень редко позволяла ей ходить в гости к другим детям или приглашать к себе и няне строго-настрого наказала во время прогулок следить, чтобы Софи не общалась со сверстниками. Это она таким способом оберегала своего единственного ребенка.

— В конце концов, количество детей не так уж важно, — произнесла Элоиза значительно спокойнее. — Я полагаю, тебе нужно попытаться извлечь из брака хоть какое-то удовольствие. Не повторяй моих ошибок. — Она надолго замолкла, вроде как задумалась, затем неожиданно встрепенулась. — Притворись непонятливой и никогда, слышишь, никогда не отказывай мужу в постели. Что касается меня, то теперь мне кажется, что я была капризной дурочкой. Но что толку жалеть, когда уже почти сорок. Сказанные в запальчивости слова все равно не вернешь. Вот почему я и говорю, Софи: не делай этого. Сердись, но Патрик не должен об этом знать. И повторяю: пусть он заходит в твою спальню когда захочет. — Элоиза немного помолчала, а затем нерешительно добавила: — Конечно, исключая периоды беременности.

— Я сделаю все, как вы советуете, мама, — прошептала Софи. В этот момент в спальню вошла горничная Софи, Симона, в сопровождении небольшой группы горничных, которые держали в руках пачки хрустящей тонкой бумаги.

— Прошу прощения, миледи, — сказала Симона, делая перед маркизой реверанс, — но мы готовы начать собирать сундуки леди Софи.

Элоиза кивнула и встала:

— Он обязательно влюбится в тебя, mignonne[10]. Иначе просто невозможно. — Она притянула к себе Софи и ласково погладила волосы. — Так что я уверена — все мои советы напрасны.

Софи улыбнулась. Однако после ухода матери долго сидела, уставившись в одну точку, сжимая в руках книжку в кожаном переплете.

«Мама права. Если ты не в силах изменить обстоятельства, нужно с ними примириться. Пусть Патрик делает все, что захочет, и притворюсь, что этого не замечаю».

Лорд Брексби барабанил пальцами по письменному столу, что означало крайнюю степень беспокойства.

— Это возмутительно!

Небольшой, неброско одетый человечек удивленно посмотрел на министра.

— Согласен с вами, Наполеон отвратительный тип. Всегда был таким и останется.

— Но сейчас он перешел все границы приличия, — проговорил Брексби, чуть ли не задыхаясь от раздражения. — И как же он думает все это устроить?

— Чистое везение, сэр, что нам удалось это обнаружить, — заметил гость.