Анна Бартон - Дерзкая и желанная Страница 42

– Оденься, а с этим я должен разобраться.

– Джеймс не знал, что я поеду следом за ним в Озерный край, – начала Оливия.

– Но когда обнаружил это, не увидел никакого вреда в том, чтобы затащить тебя в постель, – скептически заметил Оуэн.

Оливия поморщилась от холодного и резкого тона брата, но ей было понятно, что он пытается скрыть свое разочарование и боль. Она солгала ему и пренебрегла всеми правилами приличий.

– Я готова принять любое наказание, но, пожалуйста, выслушай все до конца, прежде чем осуждать Джеймса. Он здесь только потому, что мне понадобилась помощь.

Оуэн фыркнул.

С тяжелым сердцем она подобрала с пола платье и кое-как проковыляла в дальний конец комнаты. Оуэн сидел к ней спиной, но она внимательно прислушивалась, ловя каждое слово.

– Я доверял тебе, – сказал он Джеймсу.

– Знаю. Прости.

– Ей известно о письме?

О письме? Оливия замерла, напрягая слух.

– Нет, но…

– Ты сам его читал?

– Нет, разумеется.

– Полагаю, ты понимаешь, чем все закончится.

– Конечно. Я женюсь на ней.

Ком размером с яйцо застрял у Оливии в горле.

– Потому что вас застукали, – презрительно бросил Оуэн. – Я желал своей сестре лучшего.

– Она этого заслуживает, – отозвался Джеймс надтреснутым голосом.

Обида и сожаление вспыхнули у нее в душе. Они сидят там и обсуждают ее участь так, как будто все уже решено. И в глубине души она знала, что так и есть: судьба вкупе со случаем вмешалась, чтобы исполнить ее заветную мечту.

Да только вот незадача: она никогда, никогда не желала, чтобы это произошло вот так.

Оливия торопливо затянула шнуровку платья и похромала к мужчинам.

– О каком письме речь?

– Что с твоей ногой?

– Что за письмо? – повторила она и повернулась к Джеймсу: – Это то самое, что все время выпадало у тебя из сюртука?

– Я пытался тебе рассказать… – начал Джеймс, но Оуэн его оборвал:

– Ерунда. Неважно. У нас есть заботы поважнее.

– Это письмо твоего отца, – не обращая на него внимания, продолжил тот. – И адресовано тебе.

– Проклятье, Джеймс!

У Оливии как будто воздух разом вышибло из легких.

– Папа? Но… как?

Она никогда не была склонна к обморокам, но сейчас в ушах зазвенело, ноги подкосились, и будто сквозь вату Джеймс выкрикнул ее имя.

Оливия видела, как он пытается встать. Почему брат не хочет, чтобы она прочла письмо? И почему Джеймс прятал его?

Немного придя в себя, она прохромала к изножью кровати, где лежал скомканный сюртук Джеймса, и сунула руку в карман. Вот оно, письмо от папы.

Смерть сама по себе страшна, а уж внезапная тем более. Сколько раз с тех пор она думала о том, как бы ей хотелось иметь возможность еще раз с ним поговорить, услышать его теплый хрипловатый голос, увидеть отцовскую любовь в глазах. Никто никогда не был ему ближе, чем она. И никто не ощущал эту потерю острее.

Но он оставил для нее письмо, а эти двое – Оуэн и Джеймс – скрывали его.

Не замечая боли в лодыжке, она развернулась к двери.

– Стой! – скомандовал Оуэн.

Но она так дернула дверь, что та влетела в комнату, чуть не ударив брата по голове, ринулась по коридору к комнате Джеймса и быстро заперлась на ключ. Она прочтет письмо, и никто: ни Джеймс, ни Оуэн, ни сам дьявол – ее не остановит.

Рухнув на кровать Джеймса, она старалась не думать о том, что у него был от нее секрет, и не задерживаться мыслями на трудном положении, в которое они попали, и на том, как унизительно закончился этот сказочный вечер. И особенно старалась не думать о несчастном выражении лица Джеймса, когда он сказал: «Я женюсь на ней».

Конечно, она мечтала выйти за него, но не так. Ей хотелось быть его любовью, а не обязательством.

Глаза ее щипало, нос жгло, ногу дергало. Стук сотряс дверь.

– Оливия, впусти меня, – донесся из коридора приглушенный голос Оуэна. Потом, уже осторожнее, он добавил: – Пожалуйста. Тебе не следует читать письмо в одиночестве.

Он, вероятно, прав. Отец был очень нездоров в последние дни, и что бы он ни написал, это могло быть… тяжелым. Но она должна прочесть письмо сама, без стоящего над душой Оуэна.

– Я не нуждаюсь в компании, благодарю. – Ей нужно время и пространство, дабы осмыслить отцовское послание. И как бы ни была она признательна всем своим родным за любовь и поддержку, это она должна сделать одна.

– Тогда, может, немножко подождешь? – предложил брат. – Ты сейчас слишком возбуждена.

Она шмыгнула носом.

– Возможно. Но я не какой-то хрупкий цветок, каким ты меня, похоже, считаешь.

– Я думал, что так будет лучше для тебя. Мне не следовало скрывать письмо.

Что уж теперь… да он и не единственный, кто принял неверное решение. Она поступила не лучше, погнавшись за Джеймсом в Озерный край.

– Я тоже была не права, – призналась Оливия. – Прости за неприятности, что причинила тебе, но ты больше не обязан меня защищать.

– А если я хочу?

Горло перехватило от наплыва эмоций.

– Пора мне становиться самостоятельной.

– Что ж, ладно. – Судя по голосу, он смирился и вроде бы простил ее. – Но буду рядом, если понадоблюсь тебе.

Сделав глубокий вдох, она перевернула письмо, дрожащими руками сломала печать. Глаза заволокло слезами при виде знакомого неровного папиного почерка. Читая письмо, она как будто слышала его глубокий мягкий голос.

«Моя дорогая, любимая Оливия!

Надеюсь, что к тому дню, когда ты откроешь это письмо, пройдет достаточно времени, чтоб ты могла думать обо мне без гнева и отвращения, но, быть может, я прошу слишком многого. Мне бы хотелось быть лучшим отцом тебе, Оуэну и Роуз, но я убежден, что все вы станете прекрасными людьми, несмотря на многие недостатки ваших родителей.

Возможно, ты задаешься вопросом, почему я решил написать тебе, а не твоему брату или младшей сестре, и я вот что скажу: Оуэн слишком вспыльчив и скуп на прощение. Я не виню его за это, он хочет как лучше для вас с сестрой. Роуз мудра не по годам, но слишком хрупка. Ты же могла и старшего брата рассмешить, и младшую сестру защитить, именно тебе я и доверяю сведения, которые собираюсь сообщить.

Видишь ли, твоя мать не единственная, кто был неверен в нашем браке. Я тоже изменил ей. Ребекка – полагаю, ее можно назвать моей любовницей – работала в городской библиотеке, которую я часто посещал. Хотя и вполовину не такая красивая, как твоя мать, Ребекка была милой, улыбчивой, остроумной, и это сразу же привлекло меня в ней. Несколько месяцев мы встречались тайно, но потом однажды, когда я пришел к ней, она выпроводила меня и сказала, что больше не желает видеть.

Я постарался с уважением отнестись к ее решению, но отчаянно желал знать, как она живет, все ли у нее в порядке. Однажды вечером я проследил за ней по пути в библиотеку и обнаружил, что она беременна. И все равно она наотрез отказалась увидеться со мной. Вскоре после этого она уехала из города и вернулась только летом. Когда я случайно увидел ее в парке с маленьким свертком, который Ребекка прижимала к груди – малышкой нескольких месяцев от роду, – она позволила мне взглянуть на девочку и сказала, что ее зовут София, София Рольф. Я больше никогда их не видел, ибо помирился с вашей матерью. В течение последующих восемнадцати лет я каждый год отправлял Ребекке щедрую сумму, чтобы они ни в чем не нуждались, но теперь понимаю, что одних денег было недостаточно.