Людмила Третьякова - Дамы и господа Страница 42

На горе Варвары Петровны некоторые книжки были еще и с картинками. Красивые кавалеры, ангелоподобные дамы! В череде бесцветных дней барышни Лутовиновой был один совершенно черный — тот, когда она поняла, что дурна собой.

Поглядев в подслеповатое зеркало, кое-где изъеденное временем, Варвара Петровна всякий раз отходила от него в убийственном расположении духа. Она, так понимавшая красоту, так легко воспламенявшаяся ею, относила свою непривлекательность к едва ли не главному несчастью. Душа Варвары Петровны была чужда смирению: ее лицо вызывало в ней досаду, переходившую в еле сдерживаемую ярость, — в такие минуты она дурнела еще больше.

Как же так? Все прочитанное и обдуманное, все, краем уха слышанное ею, говорило о том, что природа, отказав женщине в красоте или даже просто в миловидности, лишает ее жизнь того романтического флера, тех переживаний, без которых не мыслим ни один роман. Если она и найдет себе пару, то ее ждет участь жены и матери, бесцветное сущес­твование в кругу семьи. Коль скоро оно так увлекательно, то почему об этой благостной теме не пишут в книгах? Да и женщины в своем кругу гордятся совсем другим. Бедность, незнатность, отсутствие воспитания, ума, вкуса еще не при­говор при хорошеньких глазках и ладной фигурке. Но что делать ей, Варваре Петровне, так обделенной судьбой?

Современники действительно сходились в том, что «Варвара Петровна обладала очень некрасивою, даже отталкивающею наружностью: она была маленького роста, с лицом, частью прыщеватым, частью изрытым глубокими порами; при этом она говорила в нос…»

Остался и еще один словесный портрет подобного толка: «Невысокого роста, сутуловатая, смуглая брюнетка с боль­шим носом… с лицом, попорченным оспой, В.П.Лутовинова была очень нехороша собой».

Поистине не ошибались те, кто относил затворницу Спасского к неудачницам «в полном смысле».

…Так прошли десять лет жизни Вари, которые во всякой женской судьбе следует, наверное, отнести к лучшим. Ибо они составляют тот романтический мир, память о котором сохраняется всю жизнь. Ни полудетских амуров с заезжим кузеном, ни первого появления на балу в невесомом платьице и туфельках из лайки, ни сватовства статного наследника благородного семейства, ни счастливых слез матушки, провожающей дочь к венцу, ни святых мук молодого мате­ринства — ничего этого, узаконенного природой и людьми, Варя Лутовинова не знала. Когда умер дядюшка, ей шел двадцать восьмой год. Эту сутулую, в заношенном платье и с тяжелым взглядом темных глаз старую деву вернее было бы величать Варварой Петровной.

Дядюшка скончался внезапно и, к счастью своей племянницы, не оставил завещания. На его наследство попробовала было наложить руку родная сестра, но тут уже в Варваре Петровне взыграла яростная лутовиновская кровь. Она ринулась в Мценский суд и заявила свои права на основании того, что является прямой и единственной наследницей покойного Ивана Ивановича Лутовинова по мужской линии.

Начался процесс, и в конце концов судьи решили дело в пользу Варвары Петровны, признав за нею полное и не­делимое право на наследство.

Такое надо было пережить! Вчерашняя нахлебница, Христа ради обретавшаяся под чужой крышей, стала богатой помещицей.

Капитал, который унаследовала Варвара Петровна, составлял 600 тысяч рублей. Только в одной Орловской губернии она теперь владела пятью тысячами крепостных душ. Кроме того, имения были в Калужской, Тульской, Тамбовской, Курской губерниях. К ней перешли прекрас­ный конный завод и огромные угодья плодородной земли. В старом, скучном доме бобыля Лутовинова оказалось шестьдесят пудов серебра и несколько мешков отборного жемчуга, которым покойник очень увлекался.

Природная крепость характера позволила Варваре Петровне спокойно воспринять перемены в жизни. Она все помнила и ничего не собиралась прощать — ни судьбе, ни людям, которым стала полновластной хозяйкой.

Но первое, что следовало сделать быстро, — это найти себе мужа.

Едва ли при ее практическом складе ума, умении видеть действительность без прикрас, понимании, что некрасива и старовата, она мечтала о любви и прочих нежностях. Нет! Но ее, несомненно, радовало сознание, что теперь ей, несмотря ни на что, подвластно устроить свою семейную жизнь.

Тем не менее время шло, однако никаких перемен не намечалось. Об этом писали разное: мол, даже при таких капиталах женихи не очень-то спешили, а она оказалась капризной невестой.

…Как это равно бывает и в романах, и в жизни, все перевернулось в один день. Зная, что хозяйка Спасского держит конный завод, из отцовского сельца, расположенно­го неподалеку, к Варваре Петровне заехал молодой офицер Сергей Николаевич Тургенев. Цель его посещения была проста: то ли для себя, то ли для полковых надобностей купить у Аутовиновой лошадей.

Когда Варвара Петровна вышла в гостиную, то ее слов­но громом прошибло. Ничего подобного с ней в жизни не случалось. Она смотрела на гостя во все глаза и почти не слышала объяснения, которые он давал по поводу своего визита. Впрочем, такое при виде поручика Тургенева с дамами и девицами случалось частенько.

«Мой отец был красавец, — писал Иван Сергеевич Тургенев, замечая, правда, что сам похож на мать. — Он был очень хорош — настоящей русской красотой».

В другом словесном портрете о госте Варвары Петровны сказано более подробно.

«Он был очень хорош собой: удивительные темные глаза, смелые и мужественные, взгляд какой-то русалочий, светлый и загадочный; чувственные губы и едва заметная усмешка». В описании внешности Сергея Николаевича говорится именно о тех чертах, которые наиболее любезны женскому сердцу. Одним словом, полное олицетворение того, что зовется романтическим героем, да еще боевой офицер, да еще с «русалочьим» взглядом.

Чувствуется, что описание сделано под непосредствен­ным и весьма сильным впечатлением. Оно подтверждается разговором, происшедшим у Варвары Петровны, как дога­дывается читатель, ставшей-таки Тургеневой, «на водах» в Карлсбаде.

У источника ей пришлось стоять бок о бок с одной из владетельных принцесс Германии. В свое время по какому-то случаю Сергей Николаевич был ей представлен. Когда Вар­вара Петровна подставила кружку под струю, та заметила браслет на Варваре Петровне, в центре которого красовался миниатюрный портрет ее мужа. Вглядевшись в миниатюру, принцесса с чувством сказала:

— Вы — жена Тургенева, я его помню. После императо­ра Александра я не видала никого красивее вашего мужа.

Подобная аттестация была особенно лестной, если учесть, что русский император считался красивейшим муж­чиной Европы.