Барбара Картленд - Увлекательное приключение Страница 42

Подойдя поближе, она увидела, что в этом месте был удален кусок стены, а образовавшееся отверстие прикрывали лишь стоявшие на полке книги, сквозь щели между которыми можно было видеть все, что делается в гостиной.

Теперь девушке стало понятным назначение этой потайной комнаты. Как это типично для испанцев, подумала она, с их подозрительностью и любовью к интригам. Спрятавшись здесь, можно слышать и видеть все, что происходит в гостиной, не боясь быть обнаруженным. Можно узнать все секреты и замыслы не только врагов, но и друзей.

Прильнув к щели между книгами, девушка увидела, что в гостиной находятся трое мужчин. Одним из них был дон Карлос, пышно разодетый и беспокойно переводящий свои близко посаженные глазки с одного собеседника на другого. В человеке, которого он назвал «ваша светлость», Вентура мгновенно узнала герцога де Монтемара, грозного военного министра. Имени третьего она никак не могла припомнить, хотя и была уверена, что встречала его при дворе.

— Как вы полагаете, какое количество солдат нужно будет разместить во владениях дона Карлоса? — спросил он, и, услышав этот жеманный голос, Вентура неожиданно вспомнила, кому он принадлежал. Третьим посетителем доньи Алькиры был граф де Монтехо, хитрый, ловкий и честолюбивый глава Совета по делам колоний.

— Пяти или шести тысяч будет достаточно, — ответил герцог.

— Гарнизон в Гибралтаре небольшой, к тому же у вас будет поддержка флота, — заметил дон Карлос.

— И вы полагаете, что англичане ничего не подозревают о наших планах? — спросил граф де Монтехо.

Герцог принялся пощипывать свою бородку.

— Совершенно убежден, что не подозревают, — ответил он.

— Основная трудность — это флот, — продолжал граф. — Если сразу двадцать или тридцать кораблей направятся в Средиземное море, англичане неминуемо почувствуют неладное. Поэтому я и предлагаю не торопиться. Пусть наши корабли по одному, не привлекая внимания, пройдут через Гибралтарский пролив в Средиземное море и держатся поближе к берегам Африки до тех пор, пока не получат ваш сигнал.

— Лично я полагаю, что и без помощи флота сумел бы провести эту операцию, — напыщенно произнес герцог.

— Мой дорогой герцог, это должна быть совместная операция, — твердо произнес граф де Монтехо. — Более того, ни в коем случае нельзя спешить и действовать несогласованно, если мы хотим добиться успеха.

— Как много времени, по-вашему, понадобится для того, чтобы перевести корабли в Средиземное море? — поинтересовался дон Карлос.

— Я полагаю, что месяца два или три, — ответил граф. — Разумеется, если королева одобрит наши планы.

— Вы считаете, что мы можем доверять донье Алькире? — спросил герцог.

Граф только развел руками.

— А кому же еще тогда доверять? — сказал он. — Я не могу говорить с королевой в присутствии короля. Вы же знаете, он категорически выступает против каких бы то ни было военных действий. И я не могу увидеться с королевой наедине.

— Но разве вы не можете попросить аудиенции у ее величества? — удивился герцог.

— Чтобы весь двор сразу же загудел как улей, пытаясь выяснить, что мне от нее было нужно? — спросил граф. — Я не смею рисковать и давать повод для разговоров, которые могут разрушить наши планы, прежде чем мы приступим к их осуществлению.

— И вы полагаете, что донье Алькире удастся сделать то, что вы от нее хотите? — задал вопрос дон Карлос.

— Королева очень привязана к ней, — ответил граф. — К тому же у нее есть возможность остаться с ее величеством наедине — в спальне, или будуаре, или где-нибудь еще. Уверяю вас, это наша единственная возможность.

— Вы правы! — сказал герцог. — Что бы ни случилось, нельзя допустить, чтобы пошли разговоры. Не забывайте, Торре Нуэва убежден, что любой военный конфликт будет губительным для состояния наших финансов. Только вчера он сказал мне: «Мой дорогой герцог, я сокращаю ассигнования на военные расходы, поскольку никакой войны больше не будет!

— Маркиз просто помешан на экономии! — проворчал граф.

В этот момент дверь отворилась, и в гостиной появился мажордом.

— Ваши превосходительства, донья Алькира спустится через несколько минут, а пока она просит вас оказать ей честь и пройти подкрепиться в обеденный зал.

— Превосходная мысль! — сказал граф.

И все трое вышли из комнаты вслед за мажордомом. Вентура поняла, что ей представилась возможность незаметно выбраться из своего укрытия. Она нерешительно взглянула на бумаги, лежавшие на кресле, и решила, что даже если они и представляют собой какой-то интерес, все равно задерживаться дольше в потайной комнате опасно.

Вдруг ее взгляд упал на картину, висевшую на дальней стене, и девушка чуть не вскрикнула от изумления. На мгновение ей даже почудилось, будто глаза обманывают ее, потому что на картине, вне всякого сомнения, была изображена она сама.

Она подошла ближе, забыв обо всем на свете и двигаясь словно во сне. Ей казалось, будто она смотрит на свое отражение в зеркале. Тот же прямой, аристократический нос, тот же высокий лоб, такие же яркие, четко очерченные губы. И только глаза были не синими, как у нее, а карими.

Вентура взглянула на приклеенную к резной позолоченной раме табличку и прочла надпись: «Dona Anna Louisa — 1718». И только тогда девушка поняла, кто был изображен на портрете. Ее мать! Портрет был написан, когда ее матери было столько же лет, сколько сейчас Вентуре. Неудивительно, что на мгновение девушке показалось, будто это ее собственное изображение.

«У тебя лицо твоей матери и мои глаза». Девушке казалось, что она явственно слышит голос отца, произносящего эти слова, но она никогда особенно не верила этому. После смерти мужа ее мать долго болела; горе преждевременно состарило ее, наложив на лицо отпечаток страдания. Теперь же Вентура видела, как выглядела ее мать во всем блеске молодости и красоты.

Ее мать! Девушка как зачарованная смотрела на портрет. Ей казалось, что мать находится здесь, рядом с ней, что сейчас она обнимет ее и крепко прижмет к себе, как в былые времена.

Вентура протянула руку и дотронулась до портрета.

— Мама! — прошептала она. — Мама!

Но, коснувшись кончиками пальцев холодного холста, девушка словно пробудилась ото сна.

Тысячи вопросов тут же зароились у нее в голове. Каким образом очутился здесь портрет ее матери? Почему он принадлежал донье Алькире? И как ее отец узнал об этой потайной двери? Значит, он тоже бывал в этом доме?

Не зная, что и думать, девушка чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Ей казалось, что она сходит с ума. И только лицо матери, ласково смотревшее на нее со стены, казалось ей путеводной звездой в этом хаосе.