Жаклин Санд - Принцесса Конде Страница 43

Для мальчишки, каким Андре тогда был, – более чем опасное сочетание. Смелость, дерзость, ослепительная красота. Интересно, а теперь бы он поддался ее чарам? Или ему приятнее думать о том, что другая красавица с бирюзовыми глазами только что улыбнулась ему и помахала рукой на прощание?

– Андре, вы опять задумались?

– Что, ваше преосвященство?

– Я говорю, что вы опять слишком глубоко погрузились в свои мысли.

– Я обдумываю тему вечерней проповеди…

– Не поздновато ли для раздумий? – де Билодо добродушно смеялся.

– Я совсем было выбрал тему, но… теперь решил изменить.

– На что?

– Буду говорить о любви.

Задумчивый кивок в ответ.

– Чтобы говорить о любви, надо самому иметь ее в сердце… Вы любите кого-нибудь, Андре?

– Да. Иисуса.

– Вам довольно этого?

– Вполне…

– В таком случае вы счастливый человек, Андре…

«Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание, и крепкую веру, так что могу и горы сдвигать, а не имею любви, – то я ничто», – думал Андре.

Любовь к Богу была привычкой, не более. Андре давно потерял способность молиться горячо и долго, как то бывало раньше.

Но сейчас ему почему-то хотелось воздеть руки к небу и закричать во весь голос: «Слава тебе, Господь!»

Что-то неземное было в той девушке, которую он сегодня увидел. Белокурый ангел со стыдливым румянцем на щеках. И белый снег кругом. И белая тонконогая лошадь.

Подавив тяжелый вздох, Андре спросил:

– Я свободен, ваше преосвященство?

– Да, Андре. Поезжайте готовиться. У вас очень трудная тема для проповеди… Я помолюсь за то, чтобы Господь вложил в ваше сердце нужные слова…

15

Затруднения шевалье де Фобера

В то время как Анна-Женевьева наслаждалась отдыхом и воображала себя участницей политического заговора, ничего при этом не делая (вот забавно-то!), господин де Фобер пытался разобраться в том, что происходит при дворе.

Итак, у него имелась целая компания заговорщиков, которые вознамерились поймать с поличным королеву и кардинала. Задача сложная, почти невыполнимая, учитывая то, что Эме не располагал и малой толикой той информации, какая, несомненно, имелась у заговорщиков. Но как добыть недостающие сведения? Вряд ли Мазарини станет откровенничать со своим новым лейтенантом сверх меры. И все же… все же, если рассказать кардиналу о заговоре, то это шанс прижать герцога де Бофора. Но вот как преподнести кардиналу имеющиеся сведения?

Еще Эме беспокоила бумага. Та самая бумага, о которой поведала ему наивная герцогиня де Лонгвиль. А может быть, и не столь наивная, как полагал шевалье де Фобер: чужими руками всегда проще жар загребать. Гастон Орлеанский отрекся от прав на престолонаследие – ну не дурак ли? Конде небось локти себе кусает. Если эта бумага отыщется, то доставит кучке заговорщиков массу неприятностей. Знает ли кардинал о том, что происходит у него под носом? Знает ли о бумаге? Эме очень хотелось выведать это. Скажет ему Мазарини правду или солжет?

Пока что лейтенанту не хватало сведений, чтобы вывести заговорщиков на чистую воду. Больно уж тонкой была ниточка, ведущая к герцогу де Лонгвиль. Даже свидетельства его жены будет недостаточно, чтобы убедить скептика Джулио прекратить тайные свидания с королевой. И что сказано в записке? Ничего особенного.

Поэтому после разговора с Анной, привезшей записку, Эме целую неделю провел в относительном бездействии. Правда, каждый день он под видом кукольника появлялся на базарной площади, однако кареты без гербов там больше не останавливались и никакие незнакомцы не подходили к нему с секретными поручениями. Пришлось признать, что план его провалился и заговорщики наверняка нашли другой способ передавать послания. Скорее всего они знали покойного Жерома в лицо и, завидев на его месте нового кукольника, не спешили подходить. Лейтенант де Фобер слегка приуныл. Следовало явиться с докладом к Мазарини, а сведений кот наплакал.

Аудиенцию назначили на девять утра: в этот ранний час кардинал принимал только особых посетителей, и в приемной почти не было народу. Чуть позже здесь собиралась целая толпа.

Войдя в кабинет, Фобер сразу заметил, что кардинал выглядит несколько более удрученным, чем тогда, когда шевалье де Фобер прибыл наниматься к нему на службу. Здоровье короля окончательно пошатнулось, а вопрос с регентством оставался открытым. Естественно, что это беспокоило Мазарини.

Чтобы немного развеять его печаль, де Фобер начал свой секретный доклад с приятных вещей, а именно с отречения Гастона. Мазарини слушал бесстрастно, скрестив руки на груди и полузакрыв глаза. Казалось, его алая мантия пропитана кровью.

– Что ж, это подтверждает мои подозрения, – изрек кардинал, когда Эме закончил свой рассказ. – Я слышал об этой бумаге. Покойный Ришелье… – Он прикусил губу. – Вообще-то он был немногословен в некоторых вопросах. И я до сих пор полагал, что это отречение, о котором он говорил, может оказаться шуткой или просто желанием, выдаваемым за свершившийся факт.

– К сожалению, монсеньор, это действительно свершившийся факт, – сухо проинформировал его де Фобер. – Только у меня нет ни малейшего понятия, где искать эту бумагу. Впрочем, судя по всему, заговорщики ее тоже пока не нашли.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Иначе, думаю, принц Конде не замедлил бы начать добиваться регентства.

Эме мало понимал в политике, однако он сознавал, что Конде весьма нетерпелив и пойдет в атаку, едва угроза будет устранена. Принц слишком долго ждал. Он еще припомнит всем Венсеннский замок.

– Однако это возвращает нас ко второму вопросу, с которым я к вам пришел, монсеньор.

– И что же это за вопрос?

Эме долго ломал голову, как изложить Мазарини дело с записками и куклами. Не скажешь же прямо: «Не стоит вам, монсеньор, шастать в постель к королеве» – за такое и на плаху можно попасть, будь ты хоть тысячу раз доверенным лицом. А потому Эме избрал самый простой способ: молча положил перед кардиналом принесенную с собою куклу и две записки и отступил в сторону.

Мазарини поморщился, увидав тряпичного уродца, брезгливо поднял куклу, но тут же положил обратно и взял записки. Нахмурившись, быстро пробежал их глазами, а затем кинул гневный взгляд на де Фобера.

– Что это, лейтенант?! Объяснитесь!

– Монсеньор, – вкрадчиво начал де Фобер, – насколько я знаю, этими записками обменивается все та же группа заговорщиков и некий человек из вашего окружения. Кто-то вас предает. Принц Конде тут точно замешан. Будьте осторожны.

Лицо Мазарини застыло.

– Это не ваше дело, лейтенант!

– Разумеется, – поклонился Эме. – Я не смог разгадать эту загадку и принес записки вам.