Грегор Самаров - На берегах Ганга. Торжество любви Страница 44

Он вырвал листок из записной книжки, написал на нем несколько слов и, сложив его несколько раз, подал камердинеру.

К величайшему удивлению ожидавших в коридоре лакеев, через минуту появился сам Гастингс в сопровождении удивленного камер-лакея и, спеша, почтительно подошел к незнакомцу, который рассматривал развешанное на стене индийское оружие.

— Сто раз прошу прощения у вашей светлости, — вымолвил Гастингс, низко кланяясь молодому человеку, который зорко осматривал его, подавая руку, — что вам пришлось минутку ждать. Если бы я только мог ожидать вашего посещения, то, понятно, вам оказали бы и соответствующую встречу.

— Я нахожу естественным, — ответил молодой человек, — что король Индии и здесь придерживается своих привычек. Мне давно хотелось познакомиться со знаменитым создателем Индийского царства, но тысячи дел удерживали меня, и я рад видеть перед собой человека, который заставил дрожать Могола в Дели и поверг в прах Гайдера-Али. Представьте меня своей семье, а затем поговорим. Мне кажется, что у нас есть о чем поговорить.

Гастингс провел незнакомца через переднюю в роскошно убранный салон, где Марианна, капитан Синдгэм и Маргарита сидели за завтраком. Лакей отворил дверь, удивляясь приему, который его господин оказывает незнакомцу, и удалился в первую прихожую.

— Сэр Вильям Питт, государственный канцлер, оказывает нам честь своим посещением! — представил гостя Гастингс, подводя незнакомца к Марианне, а затем к капитану и Маргарите.

Марианна приняла уже тогда знаменитого государственного деятеля со всем подобающим почетом, но и с видом властелинши, которая привыкла на все окружающее смотреть с высоты. Сэр Вильям поразился и княжеским видом, и моложавостью Марианны, которая стала предметом многих романтических сказок и подвергалась стольким нападкам. Он поклонился рыцарски-вежливо Маргарите, красота которой чуть не вызвала у него удивленного восклицания, и любезно и доброжелательно — капитану, а затем проговорил:

— Я пришел, чтобы объявить сэру Уоррену и его супруге, что завтра их величества король и королева, — он сделал особое ударение на последнем слове, — желают принять их до обеда в Сент-Джеймском дворце.

Гастингс радостно улыбнулся. Вопрос, занимавший и угнетавший его последние дни, разрешился с таким почетом: первый министр королевства приехал лично ему объявить об аудиенции.

Сэр Вильям присел к столу и весело, и непринужденно болтал о разных происшествиях в английском обществе, совсем как светский человек. Он расспрашивал об индийских делах, любовался дорогой мебелью и коврами и провел целый час в легком разговоре, точно давал утренний визит в хорошо знакомом доме.

— А теперь, — заявил он наконец, — поговорим о вещах, которые едва ли будут интересны дамам.

Он встал, простился с Марианной и Маргаритой и отправился в сопровождении Гастингса в его кабинет.

— Вы создали нечто великое, сэр Уоррен, — начал Питт, когда оба сели у письменного стола. — А кто создает великое, у того всегда много врагов, но у него найдутся и друзья, если он их будет искать и подавать им руку.

— Ваша светлость должны знать из собственного опыта, — возразил Гастингс, — ведь и вы, как и я, идете против течения. Я никогда не считал своих врагов, я становился лицом к лицу с ними и побеждал их. Друзей моих можно сосчитать, ими я дорожу и их ценю по достоинству. Я думаю, здесь, в Англии, все должны были бы быть мне друзьями, все любящие свое отечество…

— Не всякий, сэр Уоррен, хочет признать великое дело, ведь зависть и злость часто руководят бессилием; я, со своей стороны, конечно, свободен от зависти.

— Чему мог бы завидовать первый министр Великобритании? Он почти юношей сделал больше, чем многие за всю свою жизнь.

— Но не больше вас, завоевателя Азии, — заметил Питт. — Я не хотел бы вам завидовать, но хотел бы стать вашим другом, хотя политическая дружба и основана на старом правиле: давать взаймы и возвращать долги. Поэтому, сэр Уоррен, поговорим о том, что мы можем дать друг другу, чтобы и в жизни доказать ту дружбу, которую я искренно к вам чувствую.

— Ваша светлость может все дать, — отвечал Гастингс серьезно и почти грустно. — Вы стоите на высоте власти, я же все, что создал, отдал отечеству и обеднел. Если только мне откроется новое поприще, на котором я вновь буду работать, но я сомневаюсь в этом. Поэтому я жду, что ваша светлость мне предложит и чего вы будете от меня требовать.

— Очень многого! Что же касается вас, сэр Уоррен, то после всего вами сделанного для Англии вы имеете право на самые высокие почести, которые наша страна может дать. Король преисполнен к вам удивления и сочувствия, желает видеть вас пэром королевства и в своем тайном совете. Я как главное ответственное лицо в совете считаю его желание вполне естественным и справедливым и уверен, что никогда и никто не был достойнее и не заслужил больше вас почетного звания пэра, но вы знаете, что враги действуют против вас. Фокс и его приверженцы хотят пожертвовать вами тому ост-индскому биллю, против которого вы обрушились… Францис, ваш заклятый враг, хотел бы вас и политически, и граждански уничтожить, чтобы вы никогда не поднялись. Он не мог отнять у вас владычества над Индией, но он надеется, что не допустит вас до палаты лордов и тайного совета. В войне с врагами я могу быть союзником и помочь вам одержать победу.

— Я вполне ценю все значение и влияние такого союза, — почтительно поклонился Гастингс, напряженно глядя на неподвижное молодое лицо министра. Он не вполне понимал, к чему клонится разговор.

— Речь идет о том, — продолжал Питт, — что сначала надо убрать с дороги препятствия, которые мешают вашему возведению в пэры и вашему назначению в члены тайного совета.

— И каковы же они? — спросил Гастингс. — Если его величество король имеет желание осчастливить меня такой милостью и если вы, его первый министр, согласны с его намерением?

— И желание короля, и воззрение первых министров находят в Англии противовес в парламенте, который никогда не следует упускать из вида, иначе все отдельные партии парламента оскорбятся и решительно будут в оппозиции. Ведь нижняя палата, правда, уже давно и не в теперешнем составе, совершенно определенно решила высказать порицание, сэр Уоррен, всему вашему управлению в Индии.

— Вы правы, — недовольно воскликнул Гастингс, — но заключение их основывалось на заведомо ложных слухах, и сэр Генри Дундас, который больше других способствовал принятию данного предложения, вполне убедился, что все мотивы неверны, и открыто заявил об этом.