Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll" Страница 44

— Это был самый дурацкий поступок, совершенный тобой когда-нибудь. И где ты взял этот идиотский костюм? — бросила Фрея, смерив кузена укоризненным взглядом. Спенсер рядом прыснул от смеха, когда Дункан толкнул его в плечо.

Она догнала Алиссу, когда та замедлила шаг, оказавшись чуть поодаль. Стоило Фрее оказаться ближе, как она увидела, что всё это время подруга сдерживала не слезы, а смех.

Глава 11

Было всего девять, но Джеймс чувствовал, как глаза слипались, затуманивая взор. Он медленно плелся мощенной улицей домой, намерен как можно скорее принять душ, прежде чем упасть на жесткую кровать и погрузиться в безмятежный сон, далекий от угнетающей действительности.

За прошедшую неделю его ни разу не замечали за игральным столом, как впрочем и в самом баре. Долг оказался достаточно приличным, чтобы ему хватило здравого рассудка избегать этого места, обходить его стороной. Джеймс был по своей натуре игроком и всякий проигрыш для него был болезненным, тем не менее, он был недостаточно заядлым, чтобы посвящать игре всего себя, подчиняя волю и разум зависимости. Его большим преимуществом было умение держать себя в руках, когда потребуется, только благодаря этому он всё ещё удерживался на плаву. Это замечал и отец, возлагая на парня куда больше надежд, чем тот знал или предполагал. Именно поэтому мистер Кромфорд больше полагался на Джеймса, чем на Оливера, невзирая на больший ряд недостатков в старшем сыне.

Из окон их небольшой квартирки светилось. Они никогда не ложились раньше полуночи, разве что гораздо позднее в редкостных случаях. Джеймс почти всё лето провел в доме Клеменсов, где свет не гаснул до самого утра, поэтому привыкать к новому режиму было сперва затруднительно. И вот он свыкся с ним настолько, что хотел спать уже ближе к девяти, что было слишком уж непривычно.

Тихий хлопок двери всполошил с места Спенсера. Он вышел в коридор встретить Джеймса, будто они были закоренелой супружеской парой. Картина, нарисованная маслом, — жена встречает мужа, задержавшегося на работе. Ужин остыл, дети уже давно спят. И вот она, в лице Спенсера, стояла перед ним, Джеймсом, сложив руки на груди, в молчаливом выжидании непонятно чего.

— Ты сегодня рано, — подметил парень, провожая Джеймса на кухню, где тот бегло помыл руки, прежде чем приоткрыть подоконник и закурить сигарету. Перед походом в душ, ему нужно было собраться с силами, остаток которых очень быстро иссякал. — Снова проиграл? — без тени упрека спросил Спенс, но всё же одно это замечание неприятно укололо Джеймса.

— Я не был в баре, — он выдохнул густой дым в открытую форточку. С улицы в комнату проникал пронизывающий вечерний холод, полон осенней влаги. — Не поверишь, но я даже не был с девушкой, — Джеймс усмехнулся, покосившись на Спенса, в арсенале которого было не так уж много предположений на счет местоположения друга. — Писал чёртов доклад в библиотеке. Это ужасно. Как ты справлялся с этим все эти годы? — он устало потер глаза, прежде чем сделать следующую глубокую затяжку.

— Я никогда не говорил, что мне было легко, — парень скромно улыбнулся в ответ. Тем не менее, Джеймс сумел удивить его правдой. — Пришло письмо от Марты. Я оставил его на столе, — с меньшей уверенностью произнес Спенс, облокотившись о кухонную тумбу.

— Нужно было положить его рядом с другими, — небрежно бросил Джеймс, как будто произошло что-то обыденно заурядное, что было не далеким от правды.

Это было уже седьмое, а, может, даже восьмое письмо девушки, но открытым оставалось лишь первое. Писала она рьяно, будто сама не знала, на чем стоило сосредоточиться — начала с пустых угроз, что он без неё не сможет, лучше варианта для женитьбы не найдет. Затем надавила на мозоль многолетней дружбы, упрекнув в том, что сама позволила нечто большее. Джеймс понял, что Марта имела в виду, хоть и напрямую она не писала, будто кто-нибудь кроме него мог изучать её корреспонденцию. Он и сам уже жалел, что решил пойти на большее. Все эти поцелуи и касания за закрытыми дверями были ошибкой, которая не могла вернуть их отношения в прежнее русло безмятежности и свободы. В конце концов, закончилось всё жалкими признаниями в любви, что окончательно вывели его из себя.

Ответ был коротким и не подразумевал оспаривания. «Моё мнение о браке остается неизменным и таковым будет всегда. Я не стану твоим мужем, Марта, но желаю тебе всего наилучшего. Будь счастлива». Не смогли размягчить сердца даже следы соленых капель, что размыли несколько строк, оставив неровный след на бумаге. Он не смог почувствовать ничего, кроме раздражения и жалости к девушке, которая когда-то была его наилучшим другом. Всё бесповоротно изменилось, вот только последующие несколько писем свидетельствовали о том, что Марта упрямо отказывалась это принимать.

— Это неправильно. Она ведь думает, что вы обручены, — Спенс вскинул руками в воздухе, когда Джеймс потушил сигарету о пепельницу, оставив там и окурок.

— О Благороднейший принц Спенсер, если вам так угодно, можете написать Прекрасной Марте письмо от моего имени и унять пыл её души, а вместе с тем ранить сердце ещё сильнее, — с нарочитой торжественностью произнес Джеймс, сделав подобие реверанса, но прежде соскочил с подоконника и с силой захлопнул форточку, из-за чего стекло чуть не вылетело из рамы. — Спенс, ты уже порядком надоел своими дурацкими моралями. Почему ты не читаешь их Дункану?

— Хочу заметить, что я был единственным, кто отговаривал его от той дурацкой затеи. И чем, в конце концов, всё обернулось?

— Лёд тронулся. Вот, чем всё обернулось, — сквозь зубы прошипел Джеймс, подавляя внутри себя желание ударить друга. — Хотя я тоже не вижу смысла в усилиях Дункана, но…

— Тебе ведь и усилий не надо прикладывать, — фыркнул Спенс, сложив руки на груди. — Как дела с Рейчел? — иронично спросил.

— Ты поименно знаешь всех девушек, с которыми я вожусь? — Джеймс закатил глаза, подавляя внутри себя желание выкурить ещё одну сигарету. Легкие требовали дыма, уставший мозг не мог без хотя бы капли никотина продолжать этот дурацкий разговор. — Запрещаешь даже смотреть в сторону Фреи, уговариваешь ответить Марте. Как я должен поступить с Рейчел? — тон его голоса был заметно повышен. В нем просачивались нотки раздраженности, даже не вследствие усталости, а скорее искреннего негодования.

Спенсер бессовестно нарушал границы его личного пространства, когда прежде ему было всё равно. Джеймс умел привлекать внимание небрежностью, напускным безразличием, пустотой в темных глазах, которую каждой хотелось заполнить собой, настолько сильно, что они позволяли парню заполнять доверху свои сердца и впечатлительные умы. Дункан впечатлял тем, что умел говорить. Он был забавным и смешным, что неизменно привлекало противоположный пол. Они на пару гуляли с девушками, сменяя одну на другую с той же неизбежностью, что менялась погода.

И всё же Дункан был более разборчив. Можно было на пальцах одной руки сосчитать девушек, с которыми у него доходило до постели, поскольку с каждой из них у него завязывалось более продолжительное общение. Он успевал мысленно построить перспективу обозначенного общественными устоями будущего, прежде чем та разбивалась о скуку, поверхностность и серость его схожих между собой избранниц. Дункан неизменно разрывал отношения первым, но делал это настолько осторожно и мягко, что ещё ни одна из девушек не была им обижена или оскорблена.

У Джеймса всё было иначе. У него не было ни принципов, ни перспектив, которые останавливали бы его от получения того, чего он хотел. Вопреки этому Джеймс оставался учтив и рассудителен, поэтому принимал любой отказ, не злоупотребляя настойчивостью и физической силой. Он не находил в принуждении ничего приятного, а потому оставлял выбор не только за собой. И всё же это всегда влекло за собой сожаления и обиды, вроде тех, которыми прониклась Марта, возложив на плечи Джеймса ответственность, которой он никогда не признавал.

У Спенсера всё было намного сложнее. В первый учебный год он встречался с девушкой — Мелани Кингсли. Их отношения длились всего полгода, но после них Спенс замкнулся в себе ещё на год, погрузившись с головой в учебу. Ни Джеймс, ни Дункан не знали было ли между ними что-то. Мелани бросила Спенсера, и после этого разрыва он не заговаривал о ней ни с кем, не смотрел в сторону других девушек и зачастую был пятым колесом в их компании.