Тереза Медейрос - Черный рыцарь Страница 44

— Глупое дитя.

Слова прозвучали еще более резко потому, что были произнесены так тихо. Ровена инстинктивно поняла, что они относятся к ней. Ее глаза расширились. Отец никогда еще не порицал ее.

Ирвин двинулся ко рву с улыбкой, изогнувшей его полные губы.

— Мой дражайший дядя, мы избавили Ровену от страшной судьбы и привели ее домой. Разве вы не рады этому?

— Отправляйтесь назад! — От резких слов отца улыбка сползла с лица Ирвина. — Глупые дети, все вы. Уходите вон. Уходите как можно дальше от Ревелвуда. Нам вы не нужны. Все вы.

Лицо Маленького Фредди окаменело.

— Скажите мне, отец, за сколько купил вашу преданность темный рыцарь? За тот потрепанный мешочек золота? Или, может быть, за тридцать монет серебром?

Барон высокомерно хмыкнул:

— Твои подозрения ранят меня, сынок. Неужели ты так плохо думаешь о собственном отце?

Презрительная усмешка Маленького Фредди была красноречивым ответом ему.

— Дело не в золоте или серебре, правда, папа? — крикнула Ровена. Ветер растрепал ее волосы, и они нависли на лицо, совсем как у Марли. Сквозь них лицо казалось размытым.

— Не золото. Не серебро. Я видел смерть в его глазах, когда он набросился на меня как сумасшедший. Да, собственно, он и есть сумасшедший. Безумный рыцарь. Он поклялся, что, если найдет тебя здесь, в Ревелвуде, всем нам конец. — Фордайс продолжал тоном упрека: — Убежав от него, ты обесчестила мое доброе имя.

Маленький Фредди пробормотал слово, которым могла бы гордиться и Марли.

Голос Фордайса стал похож на жалобное подвывание:

— Я умоляю тебя, дитя. Спаси себя и свою родню. Возвратись к сэру Гарету и на коленях проси его милости и прощения. Ты ведь можешь использовать ваши женские уловки, чтобы вернуться в его сердце и в его постель. Твой папа не может позволить тебе снова жить в Ревелвуде, это обесчестит его. Ровена подняла голову.

— Я понимаю. Если я уйду отсюда одна, откроешь дверь для остальных?

Ирвин и Маленький Фредди разразились протестами, но все перекрыл оглушительный бас Большого Фредди:

— Глупости. Ты никуда не пойдешь одна. Я этого не позволю.

Ровена глядела на него, а он наклонил в смущении голову, обнажив в стыдливой улыбке ряд безнадежно испорченных зубов.

Когда Ровена опять повернулась к двери, та была уже закрыта. В замке стояла тишина, будто там заранее все умерли, не дожидаясь мести лорда Карлеонского.

Ровена не могла скрыть умоляющие нотки в голосе:

— Папа, мы погибаем с голоду. Можешь ты хоть дать нам кое-чего в дорогу?

Дверь приоткрылась, и четыре репы, перелетев через ров, упали рядом с ними. Впрочем, одна, подпрыгнув на камне, ускакала в ров. Ирвин бросился на землю и спас от подобной участи еще одну репу. Дверь захлопнулась.

Ровена села, скрестив ноги и положив подбородок на руки. В бледном свете солнца легкий ветерок принес маленькие хлопья снега, впивающиеся тысячами ледяных кинжалов в ее кожу. Она задрала голову и поймала языком снежинку.

— Поразительно. Папа отказался от меня. Меня могут повесить за кражу лошади. Меня преследует маньяк. А теперь еще бог посылает нам снег, чтобы скрасить наш путь.

Маленький Фредди опустился на колени рядом с нею.

— Папа отказался от каждого из нас с первым стоном наслаждения, когда породившее нас семя покидало его чресла.

Она вгляделась в его лицо. Крошечные трещинки окружали края его губ. Серые глаза казались огромными и жутковатыми в окружении теней, особенно четких на светлой коже его лица.

— Может быть, отец прав, — сказала она. — Может быть, я должна вернуться к нему. Сдаться на милость рыцаря из Карлеона.

— Судя по тому, что я слышал о нем, ты вряд ли дождешься милости. В его сердце нет места хоть сколько-нибудь добрым чувствам, если у него вообще есть сердце. Или ты думаешь иначе?

Глаза Ровены потемнели. Она вспомнила нежные ласкающие прикосновения пальцев Гарета к ее щеке. Она была так близка к тому, чтобы отдать себя в плен этих рук, когда его холодные слова «Оставь меня в покое» удержали ее. Неужели те же самые руки могли оборвать жизнь ребенка, маленькой девочки? Что за поистине дьявольское умение преображаться? Она вздрогнула при воспоминании о его ласке. Если Гарет прикончит ее, он избавит ее от боли навсегда. Милосердие же его может продлить эту боль до бесконечности. Что же в этом случае будет истинной добротой — смерть или прощение?

— Я не знаю ответа на этот вопрос, — произнесла Ровена, размышляя вслух.

— Надо уходить. — Маленький Фредди протянул ей руку, и они встали вместе одним движением.

— Куда же мы пойдем? — спросил Ирвин. Ровена вздрогнула, услышав, как его зубы с хрустом впились в кожуру репы.

Сама того не желая, она вспомнила миску, которую там, на кухне замка Карлеон, ставила перед ней Данла, полную тушеной говядины и вареного ячменя. Все окружающее заколыхалось перед ее глазами, как будто она видела это сквозь густой пар, поднимавшийся из миски. Ирвин предложил ей репу, и она откусила большой кусок. Горьковатый вкус был по-своему бодрящим.

Она сунула репу Большому Фредди.

— У меня никогда не было раньше своей лошади, — сказал вдруг он, объясняя свой дальнейший поступок.

У Ровены язык не повернулся возразить, когда он поднес репу к носу лошади, не откусив ни кусочка. Гнедая проглотила ее целиком. Лицо Ирвина вытянулось. Его рука метнулась к рукаву, куда были припрятаны их немногочисленные сокровища.

Снег начинал сыпать по-настоящему. Пушистые хлопья опускались на волосы Ровены. Солнце совершенно растворилось за завесой низко висящих облаков.

Ровена выдавила из себя улыбку, садясь на свою кобылицу.

— Мы можем поехать куда захотим. Весь мир — наш, и мы будем бродить по нему, как делают это все путники. Что значит голод в сравнении с радостью приключений?

— Проклятое неудобство все-таки. — Ирвин взгромоздился на свою лошадь. — Извини меня, Ро, что выругался при тебе. Хотя тебе небось приходилось слышать кое-что и похуже, живя в том гнезде благородных гадюк.

Ровена хотела возразить, но вспомнила, что и впрямь с губ Марли слетали значительно более крепкие выражения. Она склонила голову в царственном жесте.

— Я дарую тебе мое прощение на этот раз, Ирвин.

— Ужасно благосклонно с твоей стороны, — с ухмылкой прошептал Маленький Фредди.

Ровена толкнула коленом свою медлительную кобылу. Плотной группой они объехали замок и направились через холодное, серое пространство торфяника. Омертвевший папоротник хрустел под копытами лошадей. Ветер, не сдерживаемый даже голыми ветвями на этом пустом пространстве, хлестал снегом по их лицам. Ровена поглубже спряталась под свою накидку, со странной любовью и успокоением вглядываясь в этот суровый пейзаж. Здесь не было ни одного дерева, с которого могла броситься на них темная тень, вооруженная серебряным мечом. Не было пугающих призраков и видений в этой, кажущейся унылой, пустоте, которая сама была одним огромным видением той жизни, с которой было покончено навсегда. В этот зимний сезон безжизненного опустошения с детства знакомые торфяники вновь стали другом Ровены.