Джудит Айвори - Спящая красавица Страница 44

Его встретила в дверях француженка и предложила войти. Едва перешагнув порог, он был поражен открывшимся перед ним видом. Через широкий, необычайно открытый коридор, затем через стены с французскими окнами сразу же открывалось захватывающее зрелище: величественное Средиземное море виднелось на некотором расстоянии в просветах между возвышавшимися деревьями. Внизу через дорогу тянулся пляж.

Джеймс понял, что этот дом действительно необыкновенный: великолепный, с обширными балконами и террасами, наполненный свежестью морского воздуха, с превосходной обстановкой, содержавшейся в чистоте и порядке. Он был пропитан солнечным светом и запахом трав, которые росли на засушливых холмах, окружавших дом. Разобрав свой багаж с книгами за пять минут, Джеймс понял, что Вилли «не понравилось» это место, потому что ее в особняке не было.

— Она не приедет, — сказал Филипп.

Он повернулся и с недовольным выражением лица протянул Джеймсу бокал с каким-то напитком, мутным и сладким. Затем продолжил:

— Поэтому и девочки решили остаться с ней.

Выражение разочарования на лице Филиппа было притворным. Он вовсе не был так несчастлив, каким представлялся. Джеймс не понимал его.

В это время он как раз смотрел в окно. Он взглянул пристальнее, сосредоточился, чтобы удостовериться, и замер, придя в замешательство.

Внизу, на пляже, среди сосен Джеймс увидел миниатюрную женщину с блестевшими на солнце темными волосами, выбившиеся пряди которых развевались у нее за спиной на морском ветру.

Нет, этого не могло быть: это был плод его причудливых фантазий!

Но это была реальность. К его громадному удовольствию — хотя вслед за тем он испытал досаду — и удивлению, это была Николь Уайлд. Бесспорно, внизу у воды, в сотне ярдов от него, была Николь. Она прогуливалась в одиночестве по мокрой от прибоя гальке.

Она приподняла свое платье, чтобы ей было удобнее идти по камешкам своими босыми ногами. Ее ноги, которые он так любил, выглядели беззащитными. Она всегда выглядела по-особенному. Такое редко увидишь — одиноко прогуливающаяся хорошо одетая женщина у самой воды. Она шла, как будто пританцовывая, стараясь не попасть в волну, когда та накатывала на нее, или, наоборот, догоняя волну, когда та убегала. Все больше и больше раздражаясь, Джеймс подумал: «Где же, черт побери, ее туфли? И почему она танцует здесь без чулок или тапочек на своих нежных, милых ножках?»

Двое мужчин стояли и вместе, плечо к плечу, смотрели из окна на женщину у воды.

Наконец Филипп робко спросил:

— Я надеюсь, с Николь Уайлд вы знакомы?

Джеймс не произнес ни слова. По вполне понятной непростой причине он хотел бы ударить Филиппа Данна по лицу.

Тот безразлично пожал плечами.

— Мы снова вместе, Джеймс. — Филипп выдержал паузу. — Я могу также сказать тебе: некогда мы были очень близки. У меня есть сын от нее.

Едва ли он позволил себе скрыть то, что до этого момента отсутствовал в жизни своего сына, — очень короткая оказалась у него память.

— Я никогда не мог признать его, ты понимаешь. Он приятный, веселый. Красивый, черт побери! — Филипп торжествовал. — Он очень похож на меня, я полагаю, — ну конечно, когда я был моложе. Сейчас он в Кембридже. Это такая пытка — видеть его там... да. — Филипп махнул рукой. Как будто этот жест мог прояснить больше, чем слова.

Обретя дар речи, Джеймс начал:

— Я... — Что? Что могло бы его оправдать? Потрясение, проклятые объяснения с женщиной, прогуливавшейся внизу на пляже? Он заставил себя сказать единственно верные слова, подходившие для данного случая: — Я... я уеду на следующем поезде обратно. Вам лучше остаться наедине с вашей... — Но кто она Филиппу? Кем эти люди приходились друг другу?

— Нет-нет. Дэвид любит вас. Мы обсудили это. Он рад видеть вас здесь.

Дэвид хочет видеть его здесь? Джеймс почувствовал себя полным дураком. Что будет со всем этим?

— И, Джеймс... — Филипп взглянул на него одним из своих «искренних» взглядов, каким-то образом напоминавших предельную простоту, которую он так хорошо изображал, что Джеймс всегда с трудом мог разобраться, притворяется тот или нет. Если он замечал, что Филипп привычно лукавит, то ему это не нравилось, и он мог замкнуться в себе.

Так и произошло. Он почувствовал недоумение, когда Филипп добавил:

— Я хотел бы, чтобы ты был здесь. Друг — этим все сказано. — Затем Филипп продолжил: — Должен сказать тебе, я напуган. Мой брак развалился. Моя жена большую часть времени ничего не понимает, моя карьера под угрозой. Вдобавок моя спина стала так часто болеть, что я, бывает, с трудом встаю с постели.

Он рассмеялся, снова взглянул вниз, на пляж.

— И Николь... миссис Уайлд будет очень рада. Я... — Он запнулся.

Джеймс уже слышал это заикание прежде — очень умелая игра, особенно в подобных ситуациях. Но он поверил Филиппу: человек доверяет другому на основе своего личного опыта. Джеймсу не хотелось признать слова друга ложью.

Филипп сказал:

— Я буду очень благодарен, если ты останешься. Ты знаешь, мы дружески поболтаем, ты меня подбодришь, составишь мне компанию, мы выпьем бренди и все такое. Поддержи меня, пока я буду знакомиться со своим сыном. Радостное, по-моему, событие. Но ты не будешь осуждать меня или все усложнять. Я думаю, ты мне поможешь. Пожалуйста, останься.

Джеймс нахмурился. Насколько искренней была эта просьба? Может быть, важнее, насколько эгоистичным будет его ответ? И он ответил:

— О чем бы вы ни просили меня, вы знаете мой ответ: если меня принимают, если я нужен вам, то я останусь с вами.

Филипп похлопал его по плечу, один сильный удар последовал за двумя или тремя слабыми. Когда его рука коснулась плеча Джеймса в этом дружеском жесте, Джеймс подумал: «Да, похоже, правильно, что я остался с Филиппом. У него проблемы. Я ему нужен».

Когда он снова взглянул в окно, то почувствовал, что принял правильное решение.

Довольная, Николь прогуливалась по воде в одиночестве, так, как ей нравилось. Эта женщина удовлетворена собой, неожиданно осенило Джеймса. Она не знала, что он приехал, что он здесь. Иначе она не прогуливалась бы так беззаботно. И Дэвид — сейчас Джеймс заметил, что он был с ней, — бежал впереди нее по пляжу.

— Сукин сын, — пробормотал Джеймс.

— Что? — послышалось рядом.

Джеймс рассмеялся и наклонил голову набок. Очень отчетливо он произнес:

— Вы — сукин сын, Филипп.

Тот опешил, затем разразился смехом, превратив все в шутку.

— Я... разве? — удивился он. — Вокруг гораздо больше сукиных детей. Запомни это, Джеймс. Постарайся запомнить.

Джеймс не мог представить, что окажется в такой неловкой ситуации. Возможно, Филиппа вполне устраивало подобное положение, но сам он был в ярости. Филипп заставил его почувствовать себя удрученным.